Частное мнение

Оригинал в ФБ

Следующая моя заметка посвящена вопросам языка, на котором должно совершаться богослужение. По этой теме солено-перемусолено - ну, наверное, столько, что можно кремлёвский дворец съездов заполнить по верхний ряд окошек или же зал церковных соборов ХХС - до потолка. Забегая вперёд, скажу, что здесь я не рассматриваю проблему перевода богослужения в плоскости "за" или "против". Это бессмысленно хотя бы потому, что уже вдоволь высказано разумных, здравых, и богословски чётких соображений по поводу того, что язык богослужения должен меняться, и не меньше высказано контраргументов (надо оставить всё как есть и не менять, что от отцов нам заповедано), которые, чаще всего, не блещут ни здравым смыслом, ни какой-то духовностью, ни интеллектом, но, безусловно, имеют право на существование.
Моё глубокое убеждение, что богослужение может совершаться на каком угодно языке, но в любом случае - оно должно совершаться на понятном языке. Богослужение - это молитва, которая, в свою очередь, есть диалог человека с Богом. Не кажется ли комичной ситуация, когда этот разговор представляет собой для одной из сторон набор непонятных слов и фраз? Представьте себя на минутку "красивым двадцатидвухлетним". У вас есть любовь, без которой вы и дня не можете прожить. Каждое расставание с ней вы переживаете как трагедию, а каждую встречу чаете с нетерпением и трепетом. И вот - вы встретились! Ваша возлюбленная чего-то вам говорит, а вы ей в ответ - непонятную для вас неразбериху. Вы ждали этой встречи, в том числе - для того, чтобы сказать вашей возлюбленной что-то, а в результате понесли околесицу.
Конечно, я почти уверен в том, что большинство из нас в подобных ситуациях нередко несли как раз околесицу. От переизбытка чувств, так сказать. Но что простительно не обуздавшему своих гармоний подростку, вряд ли позволительно взрослому человеку. Мы не разговариваем с любимыми людьми по бумажке на непонятном нам языке. Любим ли мы Бога?
Одним словом, каким бы ни был язык молитвы - он, в первую очередь, должен быть понятным.
Сейчас я приведу несколько каверзных примеров, свидетелем которых мне приходилось быть. По понятным соображениям, я не раскрываю имена участников, многие из которых - близкие для меня люди, которых я не хотел бы выставлять в невыгодном для них свете.
( Read more... )

Я пообещал поделиться впечатлениями от «белорусской литургии». Пишу в кавычках, поскольку здесь чувствуется некоторая простоватость – ведь литургия она всегда Божественная. И, что интересно, именно этот ее универсальный смысл отрылся мне как бы в новом свете, и именно в этом плане и лежат мои впечатления.
Но прежде хочется поделиться и некоторыми, может быть банальными, размышлениями собственно о языке и переводах богослужения. Как говорится, есть повод.
Собственно, я не великий знаток белорусского, чтобы анализировать, хорошо или не очень там переведено. Но может это и лучше. Все же все, в конце концов, делается не для забавы специалистам, а для простых людей, пришедших в храм к Богу. В данном случае Он говорит на этом языке. Как и всяком человеческом языке, не абсолютно универсальном, но вполне достойном, чтобы Воплощение Богочеловека не обошло его, как и все прочие формы человеческого бытия и выражения. Бог нами не побрезговал ни в чем, кроме греха. И все наше человеческое призвано к обожению. В отличие от нас, Богу не присущ снобизм и узкие пристрастия. Он бы не был Богом, если бы не нашел, как себя выразить в тех или иных информационных полях жизни.
Поэтому изначально я настроен позитивно к озвучиванию богослужения на любом языке.
Бог нам жертвует себя, обоженая форма жизни, в данном случае язык, получает, то наполнение, которое никогда не получит, оставаясь инструментом выражения только лишь человеческих взаимоотношений и страстей. Когда говорят, что Слово это Логос, что нужно быть особенно осторожным к тому, чем назван Сам Бог, то есть к слову, тогда забывают, что это не мы выражаем Бога своим словом и потому, якобы, можем Его исказить, а это Бог выражает себя через то, что есть в нашем распоряжении, через даже несовершенное слово, и в этом одно из чудес Божиих.
Печальна и показательна в этом смысле судьба русского языка. Создается иногда впечатление, что он не любим не «инородцами», а прежде всего теми, кто выставляет себя радетелями русской нации. Такого рода люди обычно именуются националистами, но русский националист это особая статья – его тянет не столько к русскому, сколько к славянскому, он не столько желает развития русской культуры, сколько подчинения и господства. Поэтому он если и любит свой удел, то не углубляется в него, поглядывая больше по сторонам, что бы прибрать еще к своим рукам. Зачем кочевнику укрошать свою юрту, если завтра нужно будет ее разбирать и ставить на новом месте. Все, что требуется от юрты, это чтоб она была привычной – кочевник не любит ассимилироваться.
Такая любовь и к русскому языку, как в анекдоте – «мы уже здесь живем два года, а они до сих пор не говорят по-русски».
Похожая ситуация в церкви. Только не русский, а церковнославянский язык привычнее и как бы, можно сказать, глобальнее – покрывает всю славянско-православную территорию. А русский – для повседневного употребления. И такое брезгливое отношение – «он истрепан… как на нем к Богу обращаться?» И еще ниже язык от этого. И как уже сказать по-русски: «Како от сосцу твоею млеко точиши, Дево…» А если бы вовремя это сказано было? Может и интимные стороны жизни получили бы возвышенное звучание и соответствующее отношение? Повысилась бы значимость вообще всех слов. Ведь дело не в самом слове как сочетании звуков, а в тех ассоциациях, которые оно рождает. Вспоминается пример уже из белорусского языка. Одним из самых сложных слов для перевода оказалось слово «благодать». Это слово для белорусского уха звучит несколько двусмысленно, поскольку «блага» означает «плохо» или даже «скверно». Альтернативно предлагается искусственное слово «дабрадаць» или аналогичное из польского «ласка». Нам кажется сейчас слово «ласка» легковесным… А почему? Потому что оно употребляется в соответствующей сфере. А если бы оно привилось в «высокой» сфере? Тогда бы выше стали все значения этого слова. И так со всем языком в целом - все наше видимое все больше становилось бы образом «невидимого».
Вот такое пока получилось нечто вроде вступления к впечатлениям.