Частное мнение

По просьбам выношу и несколько дополняю свой комментарий по поводу статьи Андрея Десницкого «Соборность на фоне соборов». Кстати, для тех, кому эта статья показалась неожиданной, замечу, что она во многом повторяет и дополняет опубликованную еще в августе статью на том же Правмире «Вертикаль и соборность». И в ней, как мне показалось, больше обращено внимание на то, что система жесткой вертикали вместо соборности строится не только «сверху», но устраивает и большинство нынешних прихожан, с утратой прав лишенных и бремени ответственности, инициативности. Им удобно «не спешить взрослеть», и быть "пассивными потребителями, вечными жертвами обстоятельств». Поэтому и естественный ответ на вопрос: что делать? Если система построена не только на «верхах», но и на «низах», а большинство из нас в «низах», то и что-то изменить мы можем только через «низы», а не через бесконечно-безответное вопрошание к «верхам» и ожидание оттуда внезапного высочайшего благоволения. Или, что по сути одно и то же, некоего революционного переворота, реформации или просто крушения.


Так вот, вторя автору, хочу сказать - пусть они себе живут, а действовать мы будем снизу. Еще, кстати и потому, что Церковь реализуется, то есть предстает в своем виде именно в приходе, а не в административных высотах. Есть ли Церковь, именно Церковь Христова «здесь и сейчас», мы видим по приходу, точнее - по общине. И вот, глядя на нынешний приход, в этом есть все основания сомневаться. Но если я говорю, что "Церкви нет", то кроме банальной реакции "такого быть не может, потому что врата ада не одолеют ее", возникает вопрос, который мне не раз задавали, да и я сам его задавал: а что же ЭТО? и почему я остаюсь в ЭТОМ? что значит мое служение там?


Во-первых, ЭТО если и не Церковь, то Воспоминание о Церкви, явление как бы вторичного порядка: если на первичном уровне Церковь это Воспоминание о Христе, то на вторичном, пониженном, это Воспоминание о самой Церкви. Церковь, таким образом, сохраняется и живет в своем идеале, а не в реальности, ее нет в реальности, к сожалению, но зато она есть в идеале, и если б она ушла и из идеала, мы бы о ней просто забыли, забыли бы, что такое вообще может быть. Забыли бы о Церкви Христовой, забыли бы и о Самом Христе. То, что мы не довольны существующей реальностью, что мы вообще имеем предмет обсуждения, мы обязаны тем, что совместно мы все же вырисовываем этот идеал и именно с ним сравниваем. Станет ли идеал реальностью? Трудно сказать, это эсхатологический вопрос. Мы не знаем, как это будет и будет ли вообще, но наше дело делать то, что мы должны делать, и довольно того.


Во-вторых, как бы в продолжение первого, ЭТО - среда, "окружение", "место встречи". Мы приходим в место, где Церкви нет, но где тема Церкви превалирует, где так или иначе превалирует тема Бога, и где же еще встретится людям, которых эта тема притягивает? "Место встречи изменить нельзя". Кстати, нетрудно заметить, что и ушедшие в "неформатное" православие, не в состоянии покинуть это "место встречи". Полностью порвать с ним они не могут, и часто эта связь проявляется в виде особо суровых нападок на МП, но на самом деле это "милые бранятся - только тешатся». В «альтернативу» уходим для собственного утешения, но «официальная церковь» как «место встречи» нас не отпускает. Потому что некуда нам пойти. В другом месте мы вообще, как инопланетяне со своим никому непонятным и никому неинтересным тарабарским языком.


И теперь ответ на вопрос - что же делать дальше и что будет дальше? Дальше будут ослабевать призывы к реформации «вертикали» и других формально-обрядовых церковных установлений, симптомом чего и является статья Андрея. Грубо говоря, мы оставим «верхам" "хоронить своих мертвецов" и приступим к созиданию (или возрождению) Церкви "снизу", используя пространство современной церкви, как поле общения, место встречи. Может быть неудачная аналогия, но это, может быть, что-то похожее на процесс становления конституционной монархии, которая потеряла реальную власть, но осталась таким символом, украшением, что ли. Так и церковная иерархия превратится в монарха с подданными, которые в реальности будут проявлять свою веру вне официальных обрядовых (в узком и широком смыслах) структур. Поначалу. А далее жизнь, набрав необходимые соки, прорастет и через асфальт.

То есть, продолжая аналогию, в истории где-то бывало так, что посчитали необходимым свергнуть монархию как ненавистную «вертикаль", а где-то ее оставили в качестве эстетического символа преемственности, но в конце концов пришли к одному и тому же - к гражданскому обществу, где реальная власть подчинена не подданым "его величества", которым остается только уповать на его милость, а полноправным, инициативным и ответственным гражданам не с жизнью, выживающей под властью, а с властью, отвечающей жизни.

Вынесу из комментов кое-что из того, что думаю насчет возможных последствий нового понтификата. Многие пишут о том, что ждет католическую церковь, даже о каких-то потрясениях говорят. Так вот...
О новом Папе пишут, например:
При имени Франциск католики вспоминают в первую очередь святого Франциска Ассизского, "возлюбившего бедность" - и это имя весьма подходит Бергольо, который прославился защитой прав бедных - по выражению Джона Аллена, "его ведущая роль во время аргентинского экономического кризиса закрепила его репутацию как голоса совести". Известен Бергольо и личной скромностью: он отказался жить в епископском дворце, сдал в аренду лимузин и ездит в епархию на автобусе из скромной квартиры, где сам готовит себе пищу. В 2001 году он посетил хоспис, чтобы поцеловать и омыть ноги 12 больных СПИДом...

Отец Андрей Кураев пишет также:
Произвел очень светлое впечатление. Добрые глаза и лицо (этого так не хватало Бенедикту).
Избранное им имя (Франциск - апостол нищеты) обещает огромные потрясения для католической Церкви - понуждение ее к преобразованию в Церковь бедных, а не в Церковь солидных господ.
Сын железнодорожного рабочего-мигранта начал свой понтификат с просьбы к народу о молитвах о нем, а не с благословения самого народа свыше.
Он из Латинской Америки, где уже давно католическая церковь начала революционный путь от дворцов к хижинам. В Буэнос-Айресе он жил в маленькой квартире, отказавшись от дворца. Отказался он и от лимузина. Пищу готовит себе сам... В 2001 году посетил хоспис, где омыл и поцеловал ноги 12 больных СПИДом.
Дерзко сказал, что именно Рим нуждается в новой евангелизации. По правилам РКЦ иезуит может быть епископом только в миссионерском регионе. Дай Бог, чтобы по имени стало и житие его.

Вот почему личность нового Папы может стать проблемной именно для православных, а не для Римо-Католической Церкви, сложного организма, застрахованного от излишних потрясений всеми внутренними механизмами, где и сам Папа только лишь часть системы.
Почему же может стать проблемой для православных, а точнее РПЦ? Да подумайте, если все более нарастающему богатсву и роскоши высшего духовенства РПЦ, сделавшихся ныне с любезной подачи прот. В. Чаплина чуть ли не догматом веры, раньше "мешал" пример даже ПРАВОСЛАВНОГО покойного сербского Патриарха Павла, то как все это будет смотреться на фоне КАТОЛИЧЕСКОГО высшего иерарха, и отнюдь не покойного? Не приведет ли это уже не к бегству не мифическому (распиаренному в в связи с последними скандалами), а куда более реальному и существенному?
Под "бегством" я здесь понимаю нечто более глубокое, чем физическое бегство из лона РПЦ "ногами". Последнее вряд ли вызовет потрясения, поскольку РПЦ все равно существует в основном не за счет верующих, а за счет практически неиссякаемого потенциала "захожан", "жертвователей" и "обрядоверов". Утрата даже половины из тех, чья доля едва дотягивает до 1%, внешне останется даже практически не замеченной.
Я же имеею в виду больше "бегство" внутреннее, в смысле отстранения, я бы сказал даже отвращения, а возможно даже и отмежевания значительной части, условного говоря, "идейного" контингента духовенства и мирян, которым и сейчас претит официальная доктрина "достойного обеспечения", но пока они имели пред собой в основном только идельное представление с сомнением, что такое, быть может, и не осуществимо в современной жизни. О том же патриархе Павле можно было сказать, что, мол, сколько той Сербии, что роль РПЦ куда более значима и весома в мире. Но если реальной альтернативой станет уже куда более весомый и значительный Римский Папа?
P.S. В качестве резюме процитирую (хотя целиком и не согласен, особенно по резкости нелицеприятных слов) один из комментариев из Фейсбука к этим мыслям:
"ровно о том же подумал. католикам единственное чего не хватало - святого на апостольском столе. актер был, препротивный, причем, актер. богослов был. святого не было. при том, что мы-то от наших патриархов святости даже и не ждем".

Отец Павель Адельгейм замечает:
"Мой отказ принять новый Устав некоторым кажется моим частным капризом. Так думает Митрополит Евсевий, настоятель храма священник Сергий Иванов, благочинный Муханов, судьи. Так прямо и говорят: "Что Вы затеяли склоку из-за ерунды? Устав никакого значения не имеет. Что есть, что нет–ни один Приход по Уставу не живёт. Устав -старый или новый - мёртвый документ. Проголосуй за него, и будешь жить спокойно".
Действительно, приход по Уставу не живёт. Приходские собрания, приходские советы и ревизионные комиссии существуют на бумаге. Их функции выполняет настоятель. Третьего июня Епархиальный суд исключил всех членов Приходского совета и Ревизионной комиссии. Приходская структура не существует даже на бумаге, а приход даже не заметил их исчезновения. Почему не принять документ, который не влияет на жизнь?
Устав является каноническим документом. Он определяет нормы приходской жизни. Каноны выражают неизменное догматическое содержание в меняющихся исторических формах. Когда каноны не сближают церковную жизнь с догматическим учением, а удаляют от него, возникают заблуждения. Приняв ложь за истину, человеческая воля противоборствует церковной воле., Проникая в Церковь, человеческое право обращает её из богочеловеческого организма в правовой институт. Институциализм не должен задушить благодатную жизнь Церкви".

Мне кажется, в последнем абзаце уже речь о другом, чем в двух первых. Да, очень плохо, когда богочеловеческий организм превращается в правовой институт, когда Церкви навязываются законы и нормы, противоположные ее сути. Но гораздо коварнее, опасная именно своей скрытностью, ситуация, когда даже и правовой институт нет цели создать, а в качестве закона НАМЕРЕННО предлагается нечто такое, что, как все понимают, и не предназначено к исполнению. Поэтому и говорится с самого начала: "Успокойтесь, ведь это же мертвый документ..." То есть хороший ли, плохой ли документ, а исполняться не будет... Все это туфта, мол, преднамеренная ЛОЖЬ... "НИКАКОГО ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ" И нам еще предлагается по этому поводу порадоваться... В качестве примера такой ЛЖИ предлагаю цитату из того самого типового Устава, который не желает подписывать по. Павел и приходское собрание с ним. Собственно, цитата как раз о полномочиях приходского собрания:

7.5 Приходское собрание:
-принимает Устав Прихода с изменениями (дополнениями), который утверждается Епархиальным архиереем и вступает в силу с момента государственной регистрации;
-сохраняет единство Прихода и его принадлежность к Епархии Русской Православной Церкви;
-осуществляет прием членов в состав Приходского собрания (исключение из состава Приходского собрания) в установленном настоящим Уставом порядке;
-избирает на должность (освобождает от должности) помощника Настоятеля (церковного старосту) и казначея в установленном настоящим Уставом порядке;
-избирает членов в состав Ревизионной комиссии (исключает из состава Ревизионной комиссии);
-устанавливает порядок владения, пользования и распоряжения недвижимым и особо ценным движимым имуществом Прихода в соответствии с Единым порядком владения, пользования и распоряжения недвижимым и особо ценным движимым имуществом религиозных организаций Русской Православной Церкви, утвержденным Священным Синодом Русской Православной Церкви.
-планирует финансово-хозяйственную деятельность Прихода;
-обеспечивает сохранность имущества Прихода и заботится о его приумножении;
-принимает ежегодный отчет Прихода перед Епархией о деятельности Прихода, который направляется на утверждение Епархиальному архиерею;
-рассматривает проектно-сметную документацию на строительство, ремонт, реставрацию принадлежащих Приходу зданий (строений, сооружений), утверждает перечень необходимых проектных, реставрационных, ремонтных и строительных работ;
-рассматривает финансовые отчеты, иные отчеты Прихода, а также доклады Ревизионной комиссии, которые направляются на рассмотрение и (или) утверждение Епархиальному архиерею;
-утверждает штатное расписание Прихода;
-определяет размер содержания членам причта;
-определяет размер заработной платы (вознаграждения) лицам, работающим по трудовым или гражданско-правовым договорам;
-рассматривает и в случае необходимости направляет Епархиальному архиерею поступившие жалобы на членов Приходского собрания и Приходского совета, а также на членов Ревизионной комиссии;
-осуществляет иные полномочия, предусмотренные Каноническим Уставом Русской Православной Церкви, а также настоящим Уставом.

Любой здравомыслящий человек поймет, что выделенные фрагменты из области то ли сказки, то ли параллельной реальности, не имеющей никакого отношения к существующей приходской реальности. Если бы кто-то взялся действительно исполнить пункты даже этого устава, никогда бы не ограничился только их провозглашением, но озаботился бы каким-то серьезным механизмом для реального их воплощения в жизнь. Поскольку о таком механизме даже нет речи, то приходится предположить самое худшее - составители и утвердители этого документа заранее предполагали его нежизненность, канцелярскую пустоту. То есть это какой-то особый вид канонического пустословия... Хотя почему "особый"? Нечто это сильно напоминает... А именно - советскую (а когда-то и сталинскую) конституцию, которая благодушно предлагала самую неограниченную свободу слова, печати, совести, уличных шествий и демонстраций... всего чего угодно... Не жалко, потому что заранее понятно, что не предназначено к исполнению. А тот, кто требовал исполнения главного документа власти самой же этой властью объявлялся врагом. Серьезное отношение к любому документу настораживает и пугает тех, кто привык под шумок "благочестивого" пустозвонства неограниченно властвовать по своим "понятиям". Куда нам до уровня "богочеловеческого организма" - нам бы хотя бы "правовой институт", но чтоб реально, а не "понарошку". И я уверен, что церковную задевает бюрократию раздражает не столько расхождения во взглядах на уставные нормы, сколько вот это принятие всерьез их же документа. Поэтому здесь тот же путь - не столько критиковать документы, сколько требовать серьезного к ним отношения и, по-возможности, неукоснительного следования их букве. И тогда увидим, какой тогда проявится дух. И как действительно повлиял тот или иной документ на жизнь, может тогда и жизнь повлияет и на их букву, и на их дух.

Где Церкви брать деньги?

Но ведь церковь вроде как давно не нищая, почему такой вопрос? Да в том-то и дело. что деньги уплывают мимо собственно церковного дела, о чем убедительно говорится в первой части статьи, которую можно было бы озаглавить "Куда деваются церковные деньги?".
Поскольку народ сильно не любит "многа букафф", кое-что процитирую.

А ведь вся постсоветская «духовность» на 80% состоит из реставрации храмов «любыми путями и на любые средства», добытыми путем «откатов», «коммерциизации Таинств» и т.п. Не про нас ли сказаны эти слова Господа через пророка? Ведь именно мы считаем «православными» тех, кто сегодня живет по язычески, зато отчисляет пожертвования из не всегда честных доходов на содержание наших соборов.
------
Ни для кого не секрет, что наш культ требует очень больших затрат. Шикарные облачения, дорогостоящие росписи храмов, многотонные иконостасы, увесистые митры с различными «крестами с камнями» – все это источник доходов только для швейных мастерских и заводов типа «Софрино», для приходов же это источник расходов. А если учесть еще, что уже и автомобили стали «распределяться по рангам», то будущее нашей церковной жизни видится мне весьма печальным.
------
Автор этих строк (вместе с другими священниками) как-то оказался в одной компании с протестантами, и мне было стыдно за нас всех. Когда речь зашла о реальном служении, мои собратья начали говорить о том, что у нас не хватает денег на колокол и подсвечники. Выяснилось, что на один маленький приход (уже после завершения строительства и частичного его обустройства) нужна сумма в 70 000 гривен. На что протестанты ответили: «А у нас на обустройство нашего молитвенного здания ушло всего 15 000 гривен. На коммунальные у нас зимой уходит от 1-й тысячи до 2-х, а летом вообще копейки. Зато мы напечатали брошюрки о Христе, типа кратких катехизисов, и бесплатно раздаем их в больницах вместе с Евангелиями, а также оплачиваем в онкодиспансерах работу санитарок для тяжелобольных, за которых некому заплатить. Они, познав через это любовь Христа, тоже стали христианами». Естественно, не православными, а протестантами.
-------
Я так же твердо уверен, что если бы апостолы решились, отправляясь в путешествие, вести за собой «карету с культовым скарбом», да еще и организовали бы сопровождение иподиаконов с «преднесением крестов и трикириев», с постоянными возглашениями «ис полла», то их миссия провалилась бы.
------
Как-то во время беседы с одним епископом Элладской Архиепископии я услышал его удивление нашим богослужением: «Почему у вас на архиерейском богослужении столько суеты? Она мешает молиться! Эти мальчишки с орлецами все время бегают и подбрасывают тряпки то под одну ногу, то под другую. Да лучше бы они молились! А этот отрок с посохом всю службу, как часовой, стоит. Зачем?»
------
«Византийский» характер нашего церемониала по современным меркам оказывается совсем не дешевым. Приезд епархиальных архиереев (а то и вышестоящих иерархов) является дополнительной «статьей расходов». В некоторых епархиях управляющие епископы с пониманием относятся к тому, что им и их свите не дают «конвертики в карманы» и не накладывают сумки горой. Но так обстоят дела не во всех епархиях, и священники выражают друг другу «соболезнования» по случаю визита «высоких гостей».

Сюда же относится содержание «представительских» автомобилей и епархиальных администраций. Здание любого епархиального управления хоть в России, хоть в Украине смело поспорит со скромным зданием администрации восточных Патриархов (Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского). Кафедральные соборы некоторых епархий «тянут» только на оплату коммунальных услуг в зимнее время от 50 000 гривен и выше.

В принципе, ничего нового. Но проговорить лишний раз не мешает.
Что же делать? Предлагается, конечно, в первую очередь сократить бессмысленные траты. А так же многие другие меры. Проблему порой действительно бедствующих приходов предлагается, например, решить так:

Во-первых, сельские приходы, в которых нет храмов (или храмы в разрушенном состоянии, или храм имеется, но село уже не в состоянии его содержать) необходимо приписать к городу, а настоятелями этих храмов должны стать благочинные, которые и должны брать на себя все административные вопросы (регистрации общин и т.д.). Либо же дать таким приходам статус епархиальных (или монастырских) подворий.

Нельзя не согласиться и с тем, что нужно

в жестком порядке прекратить торговлю таинствами и Крещение «с улицы», без серьезного оглашения. Если мы хотим сохранить нашу Церковь, то должны думать, прежде всего, о религиозном ее состоянии. Не будет здоровой общины «христианской семьи» – не будет и прихода. Приход же, превратившийся в проходной двор или в «бюро ритуальных услуг», обречен.

А вот здесь просто описание иконостаса, который я хотел поставить на своем первом приходе:

Не следует делать слишком большие иконостасы. Достаточно сделать – на греческий манер – алтарную преграду в пол человеческого роста с одним ярусом икон. Заказать качественную компьютерную копию древней иконы посильно даже сельскому храму. Не следует делать иконостас из ДВП или ДСП, оклеенного иконами. На сложенную в пол кирпича алтарную преграду можно поместить два больших образа – Спаса и Пречистой. Врата центральные и боковые можно сделать «греческой калиткой». Смотреться будет прекрасно, аккуратно, приятно, но при этом будет намного дешевле.

Когда-то на наивной заре своего служения я, как и о. Феогност, всерьез размышлял на тему церковного банка и перераспределения средств...
Только вот... одна неувязочка. Все это реально и имеет смысл только при одном допущении, а именно:

Возможно ли консолидировать церковные силы и финансовые средства так, чтобы КПД был максимальным, а расход минимальным? Я уверен, что возможно. Но для этого нам потребуется «многое поменять», начиная, прежде всего, с самих себя, со своей психологии, со своего сознания. И если уж кому необходимо помнить, что греческое слово «метанойя» (обычно переводимое как «покаяние») дословно означает «перемену сознания», то это нам.

Вот и встает вопрос: кто и для чего, с какого перепуга бросится чего-то там в корне менять, вплоть до своего сознания? Ведь для этого нужна соответствующая потребность, это должно "болеть". Вроде как бы предполагается, что у большинства тех, к кому стекаются церковные ресурсы, вдруг проснется непреодолимое желание пожертвовать ради общего церковного дела всем своим достатком, всеми теми "представительскими" радостями, что описаны выше. Откуда оно возьмется это желание, если и так "неплохо кормят"? Вот поэтому все эти резонные соображения, перенесенные из области мечтательных допущений на почву реальной церковной жизни, глубоко утопичны. Никому ничего не надо. А тех, кому надо, ни к власти, ни к финансам близко не подпустят. Поэтому из всей статьи действительно резонными мне кажутся последние слова:

Просто может настать тот критический час, когда Хозяин виноградника (т.е. Церкви) увидит бесполезность виноградарей и навряд ли найдет для нас в нем место, передав виноградник иным виноградарям, которые будут приносить Ему плоды во время свое (Мф. 21:41).


(Прошу прощения, что все-таки обременил количеством букв).

При всем уважении к отцу Петру Мещеринову позволю себе не совсем согласиться с его выводами.
Само явление подмечено верно. Но дело вовсе не в том, что, мол, раз что-то надоело, то это "не от Бога". Сразу же вопрос: почему же вдруг надоело то, что раньше не надоедало. Или, по крайней мере, отягощало не так сильно , а тут вдруг все больше и больше. Одни и те же вещи раньше были "от Бога", а теперь вдруг "не от Бога"? Не очень как-то логично...
И потом, разве все то хорошо в жизни, что не надоедает? Кому-то не надоедает дни напролет смотреть телевизор, лежа на диване, но "надоедает" встать и немного помочь по дому. Школьнику надоедают уроки, надоедает читать, но не надоедает сидеть "в контакте" или давить на кнопки мобильника... Если я службу кое-как "отслужил-отстоял", а потом с облегчением посидел в трапезной, с удовольствием "полез" в интернет, зачастую без всякой пользы, фактически просто убивая время, то неужели я могу утверждать, что служба (какая ни есть, но все же со словами о Боге) "не от Бога", а чаек в трапезной и интерет - "от Бога"? Да и мало ли какой чепухой нам не надоедает заниматься, а вот к добрым делам почему-то чаще всего приходится себя "понуждать"...
Дело, мне кажется, совсем в другом. Я бы выделил два взаимосвязанных процесса, которые здесь участвуют.
Вот о. Петр говорит: "Не надоедает общение с любимым человеком". Да, с любимым человеком легко и радостно вместе работать, вместе гулять, что угодно делать, о чем угодно говорить, как о вещах серьезных, так и по пустякам, просто молчать и быть рядом... И те же вещи становятся внезапно несносной и раздражающей обязаловкой с тем же человеком, но уже нелюбимом. Значит, вывод какой? Нет "любимого". Вот и все. Если бы это касалось одного человека, то, вероятнее всего, дело было бы в том, что он сам утратил любовь (то есть веру). Но если это так массово, как это описано у о. Петра? Тогда, видимо, дело в том, что из самой церковной жизни как-то все больше улетучивается Христос. У церкви как-то все больше "много дел", как-то все больше православие превращается в "другую религию" (по терминологии того же отца Петра), где Христос если и не теряется вовсе, то отходит на задний план. Соответственно, все то, что в церковной жизни приобретало смысл в контексте общения с Богом, этот смысл стало терять.
Но неужели раньше (всего десяток-другой леи тому назад) было настолько больше Бога в церковной жизни, что явственно наблюдается такая разница? Вряд ли. Очевидно, что динамика "усталости от церковности" существенно опережает динамику "утраты Бога". А все потому, что в дело включается и другой процесс. Как ни пародоксально, это процесс роста церковного сознания.
Вспомните, с каким доверием, переступив порог церкви, мы относились ко всему происходящему в ней. Как к непонятным, но требующим уважения пасам сталкера, ведущего через "зону" к чуду. Мы знали, что "все это" элементы некоего алгоритма, который в конечном итоге приведет нас к Богу. Механизм алгоритма понимался еще очень туманно, и потому тем более наделялся особой сакральностью, трепетным уважением и, самое главное, тем самым смыслом, что связан с поиском и обретением Бога. Любимого Бога, который зажег наши сердца и в той или иной мере уже там присутствовал. Путешествие по "зоне" церковности безусловно воспринималось как общение с Любимым и единственной дорогой к Нему. Поэтому "все это" было не "внапряг"...
Поначалу нас поддерживало и то, что церковь, многократно вырастив числом прихожан, стала вдруг церковью неофитов. Мы все были "на старте", жили не столько настоящим, сколько надеждой и будущим (чему весьма способствовала соответствующая советская выучка). "Отдельные недостатки" казались нам тенью прошлого несвободного бытия церкви, на что, кстати, и до сих пор в церкви любят многое сваливать. Мы были только у входа в лабиринт, и не было оснований сомневаться, что он нас куда-то выведет. Отдельные "заплутавшие", вступившие в него раньше, были не в счет - "сами виноваты" или "время было другое". И мы с энтузиазмом пустились в путь...
Но постепенно мы учились, узнавали, вникали в механизм алгоритма... И тут выяснилось, что не все элементы алгоритма являются неотъемлимыми элементами, ведущими к конечной цели. Некоторые из них заводят в тупик или вовсе уводят в сторону... Сблизившись с церковной жизнью, мы то и дело воочию сталкиваемся со "сбоями программы" в судьбах прихожан и священнослужителей. Да и на себе наблюдаем, что блуждание по лабиринту алгоритма, не столько приблизило, сколько, к нашему ужасу, отдалило от Бога. За "деталями" церковной жизни как-то затерялась ее цель... Началась массовая рефлексия, "переоценка ценостей". Механизм алгоритма перестал быть безусловно связанным с "любимым", а потому многое из него "утомило" и "стало надоедать". "Надоело" не потому, что "не от Бога", а потому что перестали связывать это с Богом. А это ведь часто совсем необъективно. Общее недовольство механизмом алгоритма мы склонны переносить на те элементы, которые нами субъективно восприниматся наиболее болезненно. Допустим, трудности поста хоть и были трудностями, но в предкушении встречи с "любимым" переживались легко. А без "любимого" это просто трудности.
Вообще-то говорим мы сейчас только об одной категории православных. Если бы была одна, о была бы надежда на какую-то коллективную рефлексию и изменение ситуации в результате ее. Но есть еще, по крайней мере две категории. Одна - это, условно говоря, "обрядоверы". То есть те, кто саму сущность веры видит в исполнении церковных установлений. Это, по своему "святые люди", которые "не заморачиваются" и составляют стабильный фундамент устоявшейся церковной жизни. Вторая категория - та, которую часто презрительно именуют "захожанами". А между тем они составляют второй столп фундамента современной "церковности". Их устраивает все "как есть" и чтобы ничего не менялось. Приду я хоть через год, хоть через десять - точно так же куплю крестик, иконочку, свечку поставлю, то-се освящу, кого-надо покрещу, если надо отпою. Всякие перемены и "новшества" в виде, например, той же катехизации их раздражают и возмущают. "Раньше такого не было!" "А у вас православная церковь?!" И т. д. А с ними ведь считаются - доход, особено в городах, большей частью идет именно от них, а не от "воцерковленных" прихожан. Они ходят хоть и редко, зато их много и посещение их связано и большей частью ограничено покупками и пожертвованиями. Надо еще учесть, что из этой категории большинство крупных спонсоров, без которых невозможно нынче ни что-либо построить, ни серьезно отремонтировать.
Так что в дальнейшем можно скорее всего ожидать, что цековь так и останется стоять на этих двух столпах. А те, кто в первой категории, либо, отказавшись от смысла, вольются во вторую, либо разочаруются, но, по старой памяти, будут заглядывать - то есть перейдут в третью, либо уйдут в себя, либо вообще плюнут на все, вовсе забыв о вере и церкви и заживя "в свое удовольствие" (о таком уже приходилось слышать в инете) , либо перейдут в другие конфессии, "расколы" и "секты" (вопреки надеждам нашего хгр-а, это будет самый мизер), либо... Вот здесь можно ожидать развитие еще одной категории. Условно назовем ее "прицерковниками". Это те, кто не полностью порывая с официальной церковью и выборочно участвуя в ее жизни, составят некие параллельные структуры типа "братств", от сравнительно жестких структур типа "кочетковцев" до стихийных групп, связанных на чисто дружеском уровне. Произойдет своего рода "протестантизация", реформация без реформации. И, несмотря на предложенное название "прицерковники", они с большим правом, чем прочие смогут именовать себя Церковью.

Насчет "смутного ощущения, что всё это затыкает какую-то дырку в душе, которую без этого не заткнуть, но какую именно, как, и почему надо ее затыкать именно церковной жизнью, а не чем-нибудь еще..."
А не затыкаем ли мы как раз то отверстие, через которое окружающая боль проникает в нас и становится собственной? Не заклеиваем ли мы благостно-сладостным елеем именно тот самый орган, через который дышит наша совесть? Мы погружаемся в "религиозную жизнь", и нам становится спокойнее. Как часто говорят люди поверхностно-религиозные и в силу поверхносности не вполне утратившие остроту стороннего восприятия: "Я здесь отдыхаю душой". Мы усмехаемся наивности этой фразы, пытаясь заслониться от ее правды. Мы отдыхаем душой, мы бережем свою душу... А как известно, кто любит душу свою и и хочет сберечь ее, погубит ее.

В воскресенье День Новомучеников и Исповедников, а также поминовение всех усопших, пострадавших в годину гонений за веру Христову. Как раз накануне на Архиерейском соборе было принято особое постановление "О мерах по сохранению памяти новомучеников, исповедников и всех невинно от богоборцев в годы гонений пострадавших", которому предшествовали такие слова Патриарха Кирилла в его докладе:

"Во многих епархиях есть своя Голгофа – место, где в годы гонений расстреливались узники, лагерь или тюрьма, где пребывали исповедники Христовы нового времени. Необходимо озаботиться тем, чтобы на этих святых для нашей Церкви местах непрестанно возносилась молитва, чтобы верующие совершали туда паломничества. ризываю Преосвященных во взаимодействии с государственными властями рассмотреть вопрос об увековечении памяти пострадавших за веру: возводить храмы, часовни, воздвигать поклонные кресты".

И у нас в Минске есть такая Голгофа. Более того, сам Патриарх и напомнил о ней в выступлении на торжественном акте в Дворце Республики во время своего пребывания в Беларуси в сентябре 2009 г.:

В середине прошлого столетия всему миру стали известны названия, дотоле незаметные на многострадальной белорусской земле. Я имею в виду урочище Куропаты под Минском, где богоборческими властями были безвинно расстреляны десятки тысяч людей, и Хатынь, символизирующую 136 белорусских деревень, сожженных нацистами и их приспешниками вместе с жителями.

Именно напомнил, потому что на само упоминание о Куропатах в стране наложено негласное табу, которому следуют и официальные церковные лица. Не встречается слово Куропаты и в церковных СМИ.  В Храме Всех Святых, которых недавно пышно представлен как главный национальный мемориал, закреплена память о следующих местах, которые должны стать трагическими символами страданий белорусов: Грюнвальд, Сморгонь, Соловки, Хатынь, Тростнец и Чернобыль. О Куропатах, о которых так нарочито незадолго до этого напоминал  Патриарх, "забыли".  Не удивительно, что, несмотря на, казалось бы,  широкую известность Куропат, выясняется, что  очень многие православные просто даже не в курсе, что такое Куропаты. Кто-то из наших прихожан даже сказал недавно, что все время задавался вопросом, проезжая мимо на машине, что это за множество крестов у дороги. Да,  это вплотную к кольцевой дороге, расширение которой в 2001 году  назад реально грозило самому существованию Мемориала - новая дорога должна была пройти прямо по братской могиле. Только в результате 250-дневной обороны Мемориал удалось отстоять. Однако и по сей день кто-то, кому ненавистна сама память об убиенных, постоянно устраивает там акты вандализма.
В дни заупокойных поминовений и памяти жертв репрессий в Куропатах служатся панихиды от разных конфессий, до недавнего времени служились и от Белорусской Православной Церкви. Основатель ближайшего Свято-Воскресенского собора священник Владимир Стукач сделал панихиды в Куропатах приходской традицией еще до рукоположения, когда был  старостой. Для этого он специально приглашал священников. Случалось служить там по такому приглашению и мне. Потом, уже священником, он управлялся сам. Его мечтой была часовня, строительство которой даже благословил во время пребывания в Минске покойный Патриарх Алексий. Говорят, что часовня даже была частично построена, но вскоре насильственно разрушена отрядом солдат по причине будто бы недостаточного "согласования"... Теперь в Воскресенском приходе другой настоятель, а позицию епархии отразил в одном из интервью пресс-секретарь митрополита Андрей Петрашкевич (стоит того, чтобы привести соответствующий ответ полностью):

— Скажите, возможно ли, чтобы Церковь взяла под свое покровительство Куропаты? Ведь там захоронены также и расстрелянные советской властью священники. Но мне кажется, над урочищем будто не прекращаются схватки добра и зла, то и дело обнажая буквально звериные инстинкты некоторых граждан нашего общества.

— В Куропатах лежат останки огромного количества людей, погибших при самых разных обстоятельствах. Кого-то осудили как “врага народа”, кого-то вообще уничтожили тайно, а кто-то погиб в годы Второй мировой войны... Сказать точно, в какие годы были сделаны захоронения, трудно. Такие места — для молитвы об упокоении, а не для начала политических карьер и общественных страстей. Столько последних стонов, столько эмоций оставлено в этой земле, в этих камнях! Но и те, кто убивал, тоже оставляли здесь свое душевное состояние — я не говорю духовное, его там не было... Поэтому Куропаты притягивают, в том числе и людей с патологическим устроением личности. Состояние убитых и состояние убийц — они там смешаны. И теперь Куропаты — это не только врата в рай, по которым поднялись души страдальцев, но и врата в ад, где души убийц. Умиротворить это место можно только церковной молитвой, а не митингами и не амбициями.

И попытки ведь были: недалеко стоит храм Воскресения Господня... Но когда страсти продолжают бушевать, когда Церковь привлекается для того, чтобы стать лишь аргументом в каком-то масштабном споре, когда присутствие священнослужителей пытаются сделать инструментом для достижения цели, не имеющей к Церкви и христианству никакого отношения, — с таких мест надо уходить. Значит, здесь продолжает царствовать дух разрушения.

Туда, где митингуют, священника не приглашают. А Куропаты с самого начала стали местом политического карьеризма. И это продолжается по сей день. По вине наших соотечественников, которые именно отсюда начинают новые витки противостояния. А перед лицом такой трагедии нужно было бы просто молчать, молиться и... уходить митинговать в другое место. Тогда был бы и храм, часовня, и покровительство Церкви.

Потрясающая логика: это место не для митингов, а для молитвы, поэтому, если там митингуют, Церковь из таких мест должна уходить, и вообще это врата в ад...
И действительно, как уже было сказано, вслед за светской властью, тихой ненавистью обходящей Куропаты, помалкивает пока и церковная. За редким исключением. Редким, но сильным - молчание прервал сам Патриарх. Вместе с ним об увековечении и почитании мест массового уничтожения людей во время богоборческих репрессий заявил и Архиерейский собор.  Так может пора возвращаться? Хотя бы по послушанию.

Церковь по образу своего Главы воплощается в мир, для этого она, по сути, и существует. Само существование Церкви, одновременно выделенной из мира и открытой для мира, призвано влиять на мир, "осаливать" его благодатью. "Вы- соль мира", "Вы - свет миру". Но открытость миру чревата и обратным процессом. Если Церковь призвана освящать мир, то мир, в свою очередь, стремиться обмирщить Церковь. Ничего не поделаешь - закон сообщающихся сосудов. Вопрос только в том, какой процесс является преобладающим, какая из жидкостей в сообщающихся сосудах большей плотности, а потому передавливает. Чем ближе земная Церковь к небесному идеалу, когда она, по словам апостола Петра, "род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет", тем больше она способна "передавливать" мир. Чем дальше от него, тем, соответственно, проблематичнее не только влиять на мир, но и противостоять обратному процессу - омирщению. Процесс крайне опасный, поскольку носит он лавинообразный характер: чем больше омирщается Церковь, тем менее способна омирщению противостоять, а потому дальше омирщается еще легче и быстрее.
Но интересно, что при всей трагичности ситуации, процесс этот может протекать внешне довольно малоприметным образом. Особенно в современном мире. Почему? Как это ни парадоксально, но во многом благодаря предыдущему влиянию Церкви на мир. Не секрет, что многие идеалы и ценности мира имеют христианские корни, но ныне уже существуют сами по себе, вплоть до того, что берутся на вооружение даже врагами Церкви. Тот же коммунизм, например, строился пусть на извращенных, но имеющих свое начало в христианстве идеалах. Но если в случае с коммунизмом все пришло к очевидному абсурду, то в частной жизни многих людей христианство присутствует в гораздо большей степени, чем они это подозревают. Они скажут, что просто стараются жить честно и порядочно, так их воспитали, так жили их родители и деды. Но по сути они часто оказываются гораздо более "практикующими" христианами, чем многие из тех, кто себя таковыми провозглашает. И может оказаться так, что мир на каком-то этапе может даже поделиться своим некогда полученным зарядом христианства с теми институциями, которые представляют Церковь. Именно это и происходило в процессе "богоискательства 70-х годов", когда Церковь получила мощный прилив и осознанно-верующей паствы, и на совесть подвизающихся пастырей. Ведь эти "богоискатели", перефразируя апостола Павла, искали Бога, Которого не знали, но чтили. Они Его не столько открывали, сколько узнавали. И внесли это живое исповедование в порядком уже оязыченное и иссохшее "обрядоверие". Может быть, это один из механизмов того самого, что "врата ада не одолеют ее". Тот самый лавинообразный процесс омирщения может остановится именно потому, что омирщение вдруг обращается в процесс возвращения из мира Церкви, которая в нем как бы "спряталась", "затерялась".
Но тогда уместно спросить - а нет ли и тут обратного рода явлений? То есть когда освящение мира Церковью вдруг обращается возвращением в мир тех мирских соблазнов, которые некогда, в свою очередь, "спрятались", "затерялись" в церковной среде? Думаю, что да. К примеру, довольно явственно сквозь внешнее церковное обличье проступают порой идеологические схемы недавнего советского прошлого. Частью так потому, что сама церковная организация в немалой степени имеет закваску "советскости" по факту того неоднозначного церковно-государственного компромисса, которое вошло в историю под именем "сергианства". Речь не о том, ересь это или нет, плохо или хорошо. Сам факт компромисса предполагает уступку - церковь согласилась уступить миру в обмен на то, что мир в чем-то уступит Церкви. Оправдалось ли первое вторым - отдельный вопрос, но в любом случае бесследно оно никуда не исчезло и должно было так или иначе вылезти. То ли в в форме легкого озноба, который легко можно перенести на ногах, то ли постельного режима, а то и реанимации. Это уж зависит от общего состояния здоровья и прочих отягощающих обстоятельств. К числу последних, как ни странно, нужно отнести массовый приток в Церковь в результате идейного банкротства и крушения коммунизма. Разумеется, сам факт массового возвращения людей в Церковь позитивен и может только радовать. Но Церковь в этом случае должна иметь достаточный потенциал, чтобы, грубо говоря, "переварить" эту массу.
Это процесс захватывающе описан в книге Михаила Новеселова "Письма к друзьям", где цитируются записки Дмитрия Александровича Хилькова. Там есть такие слова:
что делает живая яблоня, когда она растет? Живая яблоня – т. е. какая-то сила, которую мы называем жизнью в яблоне, хватает мертвое, неорганическое <кремень> и наделяет жизнью, делает живым и органическим.
Так же точно и Христос: Сила Христова хватает живое только физически, втягивает в Свое Тело и наделяет жизнью высшего порядка, жизнью невременной.
Подобно тому, как живое только растительной жизнью, – втянутое в человека, – начинает жить жизнью человеческой, а человек начинает жить в этом растительном, так точно и человек, втянутый в Тело Христово, начинает жить во Христе, а Христос начинает жить в нем.

Но может оказаться так, что поступление кремня превысит возможности организма, и тогда в сплетениях живой материи затаится мертвящий кремний, а со временем вылезет,внешне обросший зеленью, а внутри оставшийся все тем же камнем.
Не только количественно, но и качественно отличаются "приливы" 70-х и 90-х. В 70-х новообращенные так или иначе психологически отталкивались от зримо противостоящей Церкви советской действительности. В 90-х же, напротив, отталкиваться уже было не от чего, отрыто Церкви никто не противостоял, более того - в мире погрузился в стихию рынка, а, как известно, враг моего врага... уже почти друг. В своих крайних формах это выросло в "православный сталинизм", а в общем массовом сознании в постепенной утрате чувства инородности "советскости" в Церкви. Вот и сохранился "камушек", возвращаясь в мир откуда не ждали.
Итак, Церковь противостоит миру. Церковь освящает мир. Мир пытается обмирщить Церковь. Но это не просто так, как многим кажется6 здесь "наши", а там "ваши". Мир выползает и из церковных стен. Церковь может сохраниться и в закоулках мира. Что из этого следует? В первую очередь, поменьше высокомерия с нашей стороны, что вот погряз мир во грехах, и неоткуда ему ждать спасения, только как от нас, а потому, чем больше нам удастся все вокруг "оправославить", тем больше будет Церкви в мире. Ничего подобного. Вполне может оказаться, что мы работали как раз на противоположную сторону. С другой стороны, нужно научиться чувствовать проявления Церкви в мире и научится питаться от этих ручейков, опять же со смирением брать все то, что Бог сохранил для нас, быть может нарочито сберег вдали от столбовой церковной дороги, чтоб не затоптали.
Но как же это можно уловить? как почувствовать? как понять где "наши", где "ваши", если сами церковные стены здесь не ориентир? Нужно просто вспомнить,что вера это не идеология, вера живет не параграфами или положениями, даже очень правильными, а благодатью - даром, дающимся по вере. С благодатью и открывается то зрение, которое не заменишь никакими инструкциями по ориентированию на ощупь. Подобно еще дару музыкального слуха, не имея которого не поймешь и не определишь, какой звук гармоничен, а какой чужд в оркестре.

- В европейских странах дела милосердия держатся на мирянах, волонтерах, но там это широкое общественное движение, естественное, не экзотическое, укорененное в традиции.  При этом они очень ответственно относятся к своему служению, как к работе, неважно, что они за нее не получают зарплату. А у нас добровольчество не развито как системное явление, нет ни естественности, ни ответственности. Как Вы думаете, с чем это связано: с социально-экономической ситуацией, с историческим процессом последних ста лет или, может быть, с менталитетом?

- Мы просто недооцениваем того ужасного положения, в котором находится наше общество. 70 лет боролись с Богом, происходили страшные процессы. Замечательный старец отец Павел (Троицкий) писал, что советская власть поставила задачу создать нового человека и в итоге создала такого человека - нового хама, который не знает своего родства. Причем клонировала его в миллионах копий. Людей оторвали от корней, их научили мыслить и думать совершенно по-другому. Мы себя немного успокаиваем, говорим, что у нас в стране 70% населения православные, но назвать себя можно кем угодно. Одно дело самоидентификация, хотя это, конечно, важно и интересно, а другое дело, кем ты являешься по сути. Если меньше 5% людей ходят в храм по воскресным дням, если люди не знают Евангелие, если люди не воспитаны в христианских заповедях, не научены этим заповедям, то о чем можно говорить? Это дикий народ, у нас просто новое средневековье, страшное варварство. Что можно хотеть от людей, которых 70 лет учили быть Павликами Морозовыми, объясняли, что Бога нет, а есть Гагарин, который в космос летал и Бога не видал?

До сих пор продолжают воспитывать детей, говоря им, что человек произошел от обезьяны, что аборт сделать - это ничего страшного.

С другой стороны на Западе христианству уже 2000 лет, хотя и с отклонениями, а мы всего 1000 лет назад крестились. Это тоже имеет значение. Не нужно преуменьшать и значение экономических причин: все-таки там стабильное благополучие, а у нас постоянные перемены, люди не могут спокойно думать о том, что будет завтра.  Но все-таки главная причина - безбожие.

Даже когда люди возвращаются к православию, они возвращаются не к любви Божьей, исполнению заповедей, а возвращаются к какой-то культурной традиции:  как перекреститься, как платок нужно носить, как поститься.

Есть община святого Эгидия в Риме, к ним приехали в гости на праздник 200 католических епископов. А в общине правило: если человек приходит посетить их общину, его призывают поучаствовать в ее жизни. Нас с протоиереем Александром Степановым из Санкт-Петербурга попросили резать на всех фруктовый салат, выдали специальные фартуки. И даже порезав салат, я почувствовал себя причастным к доброму делу. А епископов они попросили раздавать на вокзалах бомжам еду и мыть бомжей. И епископы мыли бомжей. Конечно, у них больше епископов на душу населения, и они идут к бедным, помогают людям. Раньше много говорили о «загнивающем Западе», но там сохраняются культурные традиции, традиции христианского милосердия. Бог будет нас судить и спросит, почему, имея полноту веры, в отличие от них, мы не имеем полноты любви?  Почему мы с удивлением, восхищением, изумлением смотрим на те дела, которые они совершают, а мы их сделать не можем?

Отсюда