Оригинал взят у

pretre_philippe в Из доклада Анны Шмаиной-Великановой «Видеть, смотреть, не отворачиваться»

(15 сентября 2013, международная конференция памяти митр. Антония Сурожского. Доклад был на полчаса, я расшифровал самую конечную часть записи).
--------------------------------------------------------------------------------------------------------
…Церковь – это гонимое сообщество. Она не может быть другой, – Христос всё сказал заранее! «Меня гнали – и вас будут гнать». Никакого, так сказать, здесь разнообразия не предложено… Однако, совсем недавно мы услышали и увидели, например, на улицах Москвы кощунственное лозунги, выкрикиваемые и натянутые через главные площади столицы: «Православным быть выгодно». Эту антихристову ложь не опровергла публично наша церковь.
( Read more... )

отсюда

Снова о главном, или пятому пункту посвящается

В неожиданно длинной череде публикаций посвященных практике исповеди и причастия в Русской Православной церкви наша редакция долго держала изумленную паузу. Что бы могло означать такое пристальное внимание к наболевшим вопросам? Обыкновенный житейский опыт подсказывал, что пар на эту тему выпускается не спроста. Но тишина в эфире не означает тишины в редакции. Мы обратились к экспертам, навели справки и затаились. А когда отпуска закончились, люди вернулись к работе и стало возможно говорить серьезно, мы насладились новостью о новых разработках межсоборного присутствия. Из пяти значительных тем одна была камнем преткновения, как минимум, последние 25 лет. Быть может наши публикации помогут пролить свет на все содержание документа "О подготовке ко Святому Причащению", но эту статью мы посвящаем пятому пункту "Исповедь и причащение. Препятствия к принятию Святых Таин". На вопросы нашей газеты отвечал специалист в сфере догматики, патристики и литургики иеромонах Пётр Прутяну.

«КИФА»: Отец Петр, в последнее время в православной русской блогосфере все активнее обсуждается вопрос о связи между исповедью и причастием. Как исторически сложилось, что исповедь и причастие в обиходе стали связанными таинствами? Почему, на Ваш взгляд, этот вопрос так активно сейчас обсуждается?

Дискуссии на эту тему в русской церковной среде ведутся, по меньшей мере, с 2006 года, и это радует. Я внимательно следил за тем, что писали на эту тему. На мой взгляд, большинство богословов, которые высказывались по данному вопросу, очень правильно ставят вопрос и выступают с предложениями, которые весьма близки духу Предания Церкви и соответствуют сегодняшним реалиям церковной жизни.

Как мы увидим ниже, у греков такой проблемы нет. Однако у нас, где практика систематического причащения только начинает восстанавливаться в некоторых местах, этому препятствует "правило" исповеди мирян перед каждым причастием. Чаще всего исповедь совершается в спешке или формально, в лучшем случае сводясь к простому благословению на причастие. Искренние и сознательные священники справедливо поднимают этот вопрос, тем более что они сами не исповедуются перед каждым причастием, а "лицемерие двойных стандартов" не может продолжаться бесконечно. Как говорят святитель Иоанн Златоуст и преподобный Никодим Святогорец, правила подготовки к причастию (пост, молитва, исповедь - в случае необходимости) должны быть одинаковыми как для духовенства, так и для мирян. У клириков нет и не может быть никаких привилегий для причастия; есть только дополнительные обязательства, связанные с научением и служением. Надеюсь, это станет понятнее в рамках историко-литургического и духовного подхода, о котором речь пойдет далее.

Об апостольском происхождении и прилюдной исповеди

С исторической точки зрения можно утверждать, что практика исповеди и отпущения грехов преемником апостолов (епископом или делегированным священником) имеет апостольское происхождение (I век), и она всегда существовала в Церкви. Однако с течением времени эта практика обретала различные формы и значения. Исторические свидетельства первых трех-четырех веков отрывочны и запутаны. Однако уже в IV-V вв. мы видим существование двух совершенно разных типов исповеди, между которыми позднее произошло "слияние". Так сложилась нынешняя практика исповеди. Здесь необходимо сделать ряд уточнений.

Существовала такая исповедь, которая совершалась только в случае тяжких грехов - идолопоклонства, отступничества, блуда, убийства, воровства и других грехов, которые считаются "смертными" (I Ин 5:16). Такая исповедь принималась единственный раз после крещения (ср. «Пастырь Ерма», Тертуллиан и др.) или не более двух-трех раз в жизни, а христиане, которые со всей серьезностью относились к своей жизни после крещения, практически никогда не исповедовались, хотя и причащались на каждой воскресной или даже ежедневной литургии. До конца IV века, в случае тех грехов, о которых знали все, такая исповедь совершалась прилюдно, а в тех случаях, когда община не знала о грехах, в них тайно исповедовались епископу или делегированному им священнику. После исповеди епископ или даже поместные соборы (см. 5 правило Первого Вселенского собора) принимали решение об отлучении от причастия кающегося на определенный срок (от нескольких месяцев до 15-20 лет). В зависимости от покаяния кающегося срок отлучения от причастия мог быть сокращен или продлен. По истечении установленного срока епитимьи человека допускали к причащению автоматически, без особых молитв или разрешительных формул, а в некоторых местных традициях - через возложение рук епископом или помазание освященным елеем.

Существовала и монашеская исповедь, которую принимал духовный отец ("старец/геронда"), чаще всего нерукоположенный (игуменья, если речь идет о женских монастырях). В данном случае шла речь об исповеди помыслов и получении личных советов в отношении духовной брани. Такая исповедь не касалась серьезных грехов, которые предполагали бы отлучение от причастия и обращение к местному епископу.

Согласно историко-литургическим источникам, ни одна из этих двух практик исповеди не имела своего литургического чина вплоть до XI века. Более того, лишь в XII веке, сначала на Западе, затем на Востоке, распространилось представление о том, что исповедание своих грехов в присутствии епископа или священника является единственной формой покаяния, а те грехи, которые не отпустил епископ или священник, не прощаются. Оба представления неверны и опасны. Именно они стали основной причиной «слияния» двух типов исповеди, которые практиковались не только монастырской среде, но и в миру. Наложение этих двух типов исповеди исказило смысл каждого из них, и эффект не всегда была положительным.

Исповедь друг перед другом

В первые три века христианской эры ко крещению допускали только после продолжительной катехизации, а кандидатам требовалось еще до крещения принести свидетельство чистой жизни. Было недопустимо, чтобы крещеный христианин по-прежнему совершал тяжелые грехи (I Ин 3:09, 5:18; Евр 6:4-6). Если же так случалось, что кто-либо из христиан совершал тяжкий грех, его отлучали от евхаристической общины (I Кор 5:1-5). Спустя некоторое время, если человек приносил свидетельство своего покаяния, его принимали вновь (2 Кор 2:3-11). Конечно, ранние христиане имели сознания своей греховности (I Ин 1:8-10), но покаяние за грехи рассматривалось как непрерывный процесс, радикальный этап которого имеет место перед крещением, а затем становится постоянным духовным деланием до конца жизни. Особый акцент ставился на "исследование совести" (I Кор. 11:28). В малых грехах, которые совершал каждый, люди "исповедовались друг другу" и "молились друг за друга" (Иак 5:16, 1 Ин, 5:16-17). Разумеется, наибольшее внимание уделялось ежедневному покаянию перед Богом, особенно перед причастием Святых Таин (ср. Дидахи 4:14), а прощение за эти грехи даровалось через само приобщение Телу и Крови Христовым, которое совершается "во оставление грехов и в жизнь вечную". Если вы обратили внимание, в этом кратком описании использованы глаголы в прошедшем времени - не потому, что все изложенное перестало быть действительным, но потому, что прежний смысл был в значительной степени утрачен и с трудом может быть восстановлен.

После Миланского эдикта (313 год), в лоно Церкви стали принимать всех желающих, хотя жизнь многих не соответствовала Евангелию. И если готовить людей ко крещению продолжали с большой тщательностью, число христиан, которые совершали грехи, отлучавшие от причастия, все возрастало. Так, Церковь была вынуждена налагать на людей разные епитимьи для соблюдения покаянной дисциплины. Но даже в этой ситуации исповедь в присутствии епископа или священника не была обязательным условием для причастия, но каждый шел на исповедь по зову своей совести. Святитель Иоанн Златоуст, называемый также "учителем покаяния", часто упоминает об исследовании совести и искреннем покаянии за грехи, но редко когда под этим он подразумевает исповедь грехов у священника. Вполне вероятно, что ни сам святитель Иоанн Златоуста, ни святитель Василий Великий никогда не исповедовались (в понимании того времени). Это могло бы означать, что у них были препятствия в их священническом служении, однако их жизни свидетельствуют об обратном. Тем более, что все великие иерархи тех времен принимали крещение в зрелом возрасте и с полным осознанием того христианского призвания, которому они были верны.

Угасание традиции катехизации. Появление руководств к исповеди

К сожалению, в течение VI века, но в особенности после периода иконоборчества, условия для крещения практически исчезли, и это привело к введению ряда условий (изначально отсутствовавших) для причастия. Одновременно с этим резко сократилась частота причащения. Если в первые века было недопустимо, чтобы кто-либо принимал участие в Божественной литургии, не причащаясь (!), то после VI века литургию все чаще рассматривают как изображение символов и мистических образов, которые могут духовно возвысить человека и без евхаристического причащения. Одновременно с введением поименного поминовения на Проскомидии (XI-XII вв.) и развитием ошибочных представлений об "омытии грехов" поминающихся, суть литургии стала еще более размываться. Ведь для того чтобы тебя помянули на литургии, не было необходимости ни поститься, ни исповедоваться, в то время как для причастия требовалось и то, и другое, и много чего еще.

В этот же период монастырские чины богослужений и постов получают все большее распространение в миру. В XIII веке устав монастыря св. Саввы стал нормой для всей Церкви, а монашеское влияние на всю ее жизнь достигло своего апогея в период исихастских споров. Этот внутренний исторический контекст Церкви, наложившийся на вторжение мусульман с Востока и схоластическое влияние с Запада, привел к тому, что люди стали причащаться еще реже. Если же они хотели причаститься, им надлежало следовать монашеской практике подготовки к Евхаристии, исповедуя все грехи, в том числе помыслы. Монахи даже начали писать различные руководства к исповеди, уча мирян, как "правильно" исповедоваться. Только в XIX веке, да и то лишь в греческом пространстве, в отношении формы и частоты исповеди была предпринята попытка вернуться к древней практике Церкви. Так, в наши дни греки причащаются относительно часто, но идут на исповедь только тогда, когда ощущают в этом потребность, не будучи обязанными исповедоваться перед каждым причастием. Никто не отрицает существование некоторых злоупотреблений в нынешней греческой практике, но она лучше всего соответствует древней практике Церкви.

Сакраментальная исповедь

На Афоне, к примеру, существует несколько монастырей, в которых "сакраментальная исповедь" совершается только два или четыре раза в год, а монахи причащаются от двух до семи раз в неделю. Если братьям нужны какие-либо советы от настоятеля или если они хотят исповедовать свои помыслы, то они могут это делать и каждый день. Однако это уже не сакраментальная исповедь, а лишь духовная или подчас чисто человеческая беседа. Ни сакраментальная исповедь, ни духовные беседы не ведутся во время богослужения и даже не в храме. Настоятель и его духовный сын беседуют сидя, а в случае сакраментальной исповеди, в самом конце, настоятель берет епитрахиль и читает соответствующие молитвы. Все очень просто и личностно, а в женских монастырях (многие из которых являются подворьями афонских монастырей) исповедание помыслов совершается перед игуменьей, и только в случае более серьезных грехов игуменья может направить сестру к священнику-духовнику для чтения над ней необходимых молитв. Некоторые могут задаться вопросом: а что же такое Таинство исповеди?

Обязательно следует помнить, что в первом тысячелетии христианства понятие «сакраментального таинства» относилось только ко Крещению и Евхаристии (а все остальные священнодействия были связаны с Евхаристией; ср. Дионисий Ареопагит). Только западная схоластика, а затем и православное богословие (лишь в XIII-XIV вв.) включают в число "таинств" и покаяние/исповедь. Под "таинством исповеди" нам не следует понимать "тайну/секрет исповеди", что, по смыслу, совсем иное. Следовательно, исповедь может быть названа "таинством" только в самом широком смысле этого слова (так же, как, например, освящение воды), но фактически она предшествует всем «таинствам», и именно поэтому ее чин не начинается со слов "Благословенно Царство...". А некоторые чины предписывают совершение исповеди в притворе или в особых помещениях, а не в церкви, и, уж конечно, не во время литургии. Если у кающегося нет больших грехов, исповедь может быть простой духовной беседой, во «внелитургической» обстановке, а в сакраментальной исповеди (с молитвами и разрешением от грехов) нуждаются только те, кто из-за тяжелых грехов отпал от Церкви и ищет примирения с ней и со Христом.

Билет на причастие

Священное Писание и святоотеческое предание нашей Церкви уделяют большое внимание духовному росту, который возможен только через созревание духовного сознания. Разумеется, более частая исповедь помогает в этом, но только тем, кто из «среднего класса». Те, кто приходит в церковь от случая к случаю, не понимают, почему им следовало бы чаще исповедоваться. Это может их даже пугать. А тех, кто обладает каким-то духовным опытом, это утомляет или замедляет их естественный духовный подъем. Исповедь не следует рассматривать как возможность получить прощение за грехи, которые человек не понимает или с которыми никак не борется. Такая исповедь вскоре становится формализмом, вводящим в заблуждение! Духовная практика показывает, что человек, который причащается несколько недель подряд, исповедовавшись при этом всего один раз, более внимателен к своей духовной жизни, нежели тот, кого призывают исповедоваться перед каждым причастием. Люди из первой категории будет духовно возрастать, правильно понимая смысл причастия и исповеди, в то время как люди из второй категории будут воспринимать исповедь как своего рода «окошко», в котором выдаются (или даже продаются!) «билеты» на причастие. Так происходит чаще всего, хотя может быть и целый ряд исключений.

покаяние - это "постоянное терапевтическое упражнение", а исповедь - "хирургическая операция"

Нашим христианам следует понимать, что покаяние не ограничивается исповеданием грехов и получением разрешительной молитвы. Любая молитва и духовное усилие являются покаянием. Это не исключает исповедания грехов в присутствии епископа или священника, но дополняет и завершает его. Можно сказать, что покаяние - это "постоянное терапевтическое упражнение", а исповедь - "хирургическая операция". Однако мы дошли до того, что оперируем людей на каждом шагу, все время держа их под анестезией, но при этом не учим их вести здоровый образ жизни. Апостол Павел пишет о том, что перед причастием Святых Таин "да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей" (1 Кор 11:28). Здесь речь идет об исследовании собственной совести, которую следует воспитывать таким образом, чтобы человек видел свои грехи и каялся в них. Если же его грехи становятся каноническими препятствиями к причастию Святых Таин, то он должен исповедаться и понести наложенную на него епитимью до тех пор, пока снова не войдет в евхаристическую общину Церкви, от которой он был отлучен через свой грех.

Обновление Крещения, а не психологический сеанс

На мой взгляд, в течение жизни у человека могут быть всего лишь несколько исповедей, которые были бы подлинным обращением от греха или "обновлением Крещения". Некоторые люди никогда и не переживают подобное возвращение, даже если исповедуются относительно часто. Что бы ни говорилось, исповедь, совершаемая каждую неделю или даже каждый месяц, не может быть столь интенсивным переживанием, как подлинное покаяние с "реками слез", о которых говорят святые отцы в связи с этим. Таким образом, мы вынуждены признать, что не все исповеди являются исповедями в полном смысле этого слова, а исповедь и покаяние являются пересекающимися понятиями, которые, тем не менее, не тождественны друг другу.

Для причащения Святым Тайнам нам надо постоянно пребывать в состоянии покаяния и сокрушения сердца, без которых мы не можем приступать к евхаристической Чаше. Но это не означает, что каждый раз мы должны идти на исповедь, если наша совесть нас к этому не побуждает. Если же мы чувствуем потребность в исповеди, и есть такая возможность, тогда это непременно надо сделать: без спешки, без стереотипов, не превращая исповедь в "психологический сеанс", без обсуждения тех вопросов, о которых можно поговорить и вне исповеди, и, разумеется, без того, чтобы чрезмерно утомлять священника. Есть люди (особенно женщины), которые, если бы это было возможно, исповедовались бы каждый день по целому часу, впадая в опасные заблуждения. Но такой подход является не духовным, но сентиментальным, а порой даже бесовским. По всей видимости, лукавому интереснее создавать у тебя впечатление, будто ты делаешь что-то хорошее, нежели тогда, когда он ничего не дает тебе сделать. Поэтому священники, особенно молодые, должны быть внимательны к длительным и подробным исповедям, в то же время не впадая в формализм исповедей «на конвейере», которые, по сути, исповедями и не являются.

Недейственная исповедь

Такое явление, как формальные исповеди, наблюдается особенно в городах и в некоторых монастырях, где практику исповеди, особенно в дни постов, следует безотлагательно и радикально пересмотреть. Осмелюсь утверждать, что многие из таких исповедей попросту недейственны. И их недейственность проявляется в том, что большинство (не)верующих, которые приходят раз в год исповедоваться и причаститься, сразу же после этого продолжают вести образ греховный образ жизни, чуждый Евангелию. Священники считают, что, будучи более снисходительным к этим людям, они их обретают для Церкви, но на самом деле они обманывают сами себя, потому что те люди по-прежнему остаются вне Церкви и даже после разрешительной молитвы причащаются недостойно. Бог может простить и убийцу, и блудника, которые приносят искреннее покаяние и меняют свою жизнь. Но дать отпущение грехов и причастить Телу и Крови Христа всех пьяниц и блудников, которые приходя в храм один раз в год, а затем сразу возвращаются к своей жизни, полной страстей, - это опасная вещь, которая к добру не ведет. Здесь мы не говорим об исключениях...

Практические соображения. Что считается нормой?

В заключение хотелось бы отметить ряд практических соображений, которые я не навязываю, а лишь предлагаю для обсуждения:

Из-за отсутствия катехизации в Церкви люди часто живут в крайне тяжелых грехах, которые они считают нормой. В частности, я имею в виду сожительство и другие плотские грехи, вошедшие в моду. Поэтому, для тех, кто приходит причаститься один или три-четыре раза в год, исповедь перед каждым причащением обязательна, особенно если священник не знает жизни этого человека. Фактически, исповедь перед каждым причащением появилась именно тогда, когда люди стали причащаться только несколько раз в год.

Возникает вопрос, следует ли причащать тех, кто уже на протяжении многих лет подряд причащается раз в год, «по традиции», не имея при этом искреннего желания быть живыми членами Церкви. Зачем нам обманывать этих людей и себя самих? Евхаристический минимум, установленный Церковью, предполагает причастие раз в три воскресенья (80-е правило Трулльского собора), а не раз в год. Тем, кто причащался один раз в год, я разрешил причащаться только при условии (на мой взгляд, оправданном), что они придут, по меньшей мере, два-три воскресенья подряд на причастие. Так, некоторые впервые в своей жизни причащались несколько воскресений подряд и даже держали весь Великий пост. Некоторые из тех людей продолжают причащаться и сейчас, а других я больше не видел. Несмотря на это, по крайней мере, я попытался вывести их из ложного понимания о том, что если ты причащаешься раз в год, то все в порядке, и тот, кто делает это, является православным по всем правилам.

Те люди, которые начинают чаще ходить в церковь и осознают необходимость и пользу более частого причащения, на мой взгляд, на первом этапе (продолжительность которого зависит от каждого человека в отдельности) должны исповедоваться перед каждым причастием. Затем они могут причащаться дважды после одной исповеди, затем трижды - до тех пор, пока они не достигнут духовной зрелости. Тогда они уже перешагнут через эту «математику» и будут приходить на исповедь каждый раз, когда почувствуют в этом необходимость, а их духовная жизнь обретет равновесие. Возникает вопрос, надо ли в подобных ситуациях верующим подходить каждый раз и просить благословения на причастие. Думаю, в отношении одних - да, а в отношении других - такой необходимости нет.

Те христиане, которые являются живыми членами Церкви, читают Священное Писание и другие духовные книги, совершают утреннее и вечернее правило, соблюдают четыре многодневных поста, а также среды и пятницы, находятся в мире со всеми и исповедуются раз в три-четыре недели, могут, на мой взгляд, причащаться на каждой литургии без особых дополнительных условий. В целом, однако, лучше следовать совету духовника, который должен воспитывать в человеке послушание не себе, но показывать верный путь ко Христу и воспитывать его совесть трезвенной и здоровой. Хороший духовник никогда не будет навязывать своим духовным чадам условия для причастия, которые он сам не выполняет, хотя, быть может, имеет в них большую нужду.

Да поможет нам Бог избавиться от болезненных стереотипов, в которых мы застряли, а епископам и священникам да подаст мудрости и силы, чтобы приблизить людей ко Христу.

Иером. Пётр ПРУТЯНУ

Перевод с румынского: Алина ПАТРАКОВА

Отсюда

Комментарий протоиерея Андрея Кордочкина на проект документа Межсоборного присутствия «О подготовке ко Святому Причащению»

Учитывая центральное значение Евхаристии в жизни Церкви и каждого христианина, “Приготовление ко святому Причащению” - крайне важный документ. Самой сильной его стороной является, безусловно, “краткий исторический обзор”, покрывающий период до начала 20-ого века. Своевременным является и напоминание о постановлении Священного Синода от 28 ноября 1968 года в отношении приготовления к вечернему Причащению - хотя бы потому, что сама возможность и необходимость совершения Литургии преждеосвященных Даров - вечернего богослужения - вечером, не всегда и не для всех очевидна.

Очевидно, что не только в православном мире, но и в самой Русской Православной Церкви, в разных храмах и монастырях существуют разные практики и традиции приготовления к Причащению. Это естественно; у нас достаточно большая Церковь, чтобы вместить разные пастырские подходы, не шантажируя друг друга спорами о единстве Церкви. В этом смысле, целью документа должно стать не столько введение полного единообразия евхаристической дисциплины, сколько обозначение запретных линий, обозначающих разрыв между верой Церкви и современными практиками, вступающими с ней в противоречие. Но ни одну из этих практик документ не осуждает, его цель в нынешней форме не ясна, и не совсем понятно, чем читатели должны ответить на его прочтение.

Документ ничего не говорит о том, что означает Евхаристия для природы Церкви. Речь идет лишь о Причащении как об отдельном акте, совершаемым отдельным человеком. Вопрос о Литургии как об “общем деле” церковной общины остается за скобками. Подобная перспектива сама по себе уже подрывает православное видения Церкви, которая есть прежде всего Евхаристическое собрание.

Богословие документа ограничивается историческим обозрением, вполне добротным. Однако читатель ждет богословского осмысления современных реалий - как жить не в I-ом, не в IV-ом, не в XIX-ом, а в XXI-ом веке. Что означает приготовление к Причащению для жителя мегаполиса, проводящего много часов на работе, в транспорте? Должна ли семья в полном составе, с детьми и стариками, непременно участвовать во Всенощном бдении, вычитывать каноны и акафисты, чтобы не быть отрезанными от Евхаристии?

Без сомнения, нужна преамбула о значении приготовления как такового. В христианстве само время - будь то время человеческой жизни, или история всего человечества - есть ожидание и приготовление для встречи со Христом. Весь ритм церковной жизни есть ожидание и приготовление к Литургии, и, соответственно, к Причащению. Так христиане понимают, или, вернее сказать, ощущают смысл времени. “Подавай нам истее Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего”. Таким образом, приготовление к Причащению не может и не должно быть ограничено “чтением”, “участием” и другими отдельными действиями.

Документ констатирует, что “высокий идеал постоянной готовности к принятию Святых Таин оказался труднодостижим для многих христиан”. Тем не менее, отказ от этого идеала ведет к подмене большего меньшим, и вот перед нами уже не жизнь как ожидание Встречи, а формальный набор “условий”. Фраза о том, что “целью говения является не внешнее выполнение формальных условий, но обретение покаянного состояния души, искреннее прощение и примирение с ближними”, не слишком заметна в перечне этих “условий”.

Если и начинать разговор об этих условиях, следует непременно отметить, что, как я писал ранее в статье “Таинство исповеди: в поисках утраченного смысла”, опубликованной в июньском номере ЖМП, “евхаристическая дисциплина не предполагает облегченного приготовления к причащению со стороны священнослужителей. Напротив, священник призван более глубоко и вдумчиво, чем мирянин, готовиться к участию в таинстве Евхаристии.” Должен четко прозвучать тезис о том, что пастырь не должен возлагать на прихожан “бремена неудобоносимые”, наподобие трехдневного поста, которые сам он и не думал соблюдать. Вопреки тексту документа, во многих храмах и монастырях именно трехдневный, а не однодневный пост является общепринятой нормой. Документ почему-то не осуждает эту порочную и лицемерную практику. Кроме того, и однодневный пост в субботу не находит оправдания в литургическом богословии Православной Церкви, относясь к области “благочестивой самодеятельности”.

Полагаю, что избежать уклона в формализм было бы можно, включив в текст цитату из св. Иоанна Кронштадтского: “Некоторые поставляют все свое благополучие и исправность перед Богом в вычитывании всех положенных молитв, не обращая внимание на готовность сердца для Бога – на внутреннее исправление свое, например, многие так вычитывают правило к причащению. Между тем, здесь прежде всего надо смотреть на исправление и готовность сердца к принятию Святых Тайн. Если сердце право стало во утробе твоей, по милости Божией, если оно готово встретить Жениха, то и слава Богу, хотя и не успел ты вычитать всех молитв. "Царство Божие не в словеси, а в силе" (1 Кор. 4:20). Хорошо послушание во всем матери Церкви, но с благоразумием, и, если возможно, "могий вместити" – продолжительную молитву – "да вместит". Но "не вси вмещают словесе сего" (Мф. 19:11); если же продолжительная молитва несовместима с горячностью духа, лучше сотворить краткую, но горячую молитву. Припомним, что одно слово мытаря, от горячего сердца сказанное, оправдало его. Бог смотрит не на множество слов, а на расположение сердца. Главное дело – живая вера сердца и теплота раскаяния во грехах”.

О причащении на Светлой Седмице (сюда же стоит добавить Святки) документ сообщает: “следует признать соответствующей каноническому преданию сложившуюся в целом ряде приходов и епархий Русской Православной Церкви практику, когда соблюдавшие Великий пост христиане в период Светлой седмицы приступают ко Святому Причащению, ограничивая пост невкушением пищи после полуночи”. У внимательного читателя возникает вопрос: если такова практика “в целом ряде приходов и епархий”, то какова практика в других приходах и епархиях? И как следует к ней относиться? Документ молчит. В это отношении, была бы более уместна другая формулировка:

“Следует признать несоответствующей каноническому преданию сложившуюся в целом ряде приходов и епархий Русской Православной Церкви практику, когда в течение Рождественских Святок и Светлой Седмицы пастыри, сами приобщаясь за Литургией Тела и Крови Христовых, не допускают к причастию мирян, за исключением детей, больных и умирающих, под предлогом невозможности поститься перед Причащением в эти дни”.

Запрет о причащении в дни “женской нечистоты” нуждается не только в ссылках на каноны, но и в богословском разъяснении. Не везде и не для всех смысл этого запрета очевиден. Если в Новом Завете упраздняются все ветхозаветные нормы о материальной нечистоте, как можно объяснить нашим прихожанам смысл этого запрета?

Безусловно, в доработке нуждается пассаж об исповеди.

“Исповедь перед причащением является неотъемлемой важной частью говения, поскольку не только очищает душу для принятия Христа, но и свидетельствует об отсутствии канонических препятствий к участию в Евхаристии. В отдельных случаях, с благословения духовника, миряне, намеревающиеся приступить ко Святому Причащению несколько раз в течение одной недели — в первую очередь, на Страстной и Светлой седмицах, — могут быть в качестве исключения освобождены от исповеди перед каждым причащением”.

Нельзя освободить человека от исповеди. Освободить можно от физкультуры, от прививок, от налогов, от иной повинности. От исповеди нельзя освободить, как и нельзя к исповеди принудить. Исповедь есть прежде всего свободное проявление человеческого духа, совершаемое при нужде и необходимости. Мы говорим о верности церковному преданию, и именно поэтому читателю стоит напомнить о том, что “за две тысячи лет христианской истории таинство покаяния в его настоящем понимании никогда и нигде не совершалось” (прот. Владимир Воробьев). Для полноты Православной Церкви принудительная исповедь вовсе не является условием причащения в отношении членов Церкви, не впадающих в грехи “многие и лютые”, через которые человек отпадает от Евхаристии.

Если исповедь является непременным условием для Причащения в отношении мирянина, почему она не является условием для клирика? Он по определению более благочестив, чем его прихожане? У него другое строение ДНК? Документ не дает ответа на этот вопрос.

Фраза о том, что исповедь “свидетельствует об отсутствии канонических препятствий к участию в Евхаристии” и вовсе переворачивает смысл исповеди с ног на голову. В свете этого пенитенциарного богословия Церковь Христова предстает не как семья, а как толпа, подлежащая фильтрации, а пастырь является не отцом, а сержантом на КПП, главная задача которого - делить своих чад на овец и козлищ, “допущенных” и “недопущенных” к таинству, как зачастую и случается на практике, в атмосфере недоверия и подозрительности.

При доработке документа, в особенности об отношении между исповедью и причастием, необходимо вернуться к эпохальном докладу о. Александра Шмемана о связи между двумя таинствами:

“Превращение исповеди и таинства Покаяния в обязательное условие причащения не только противоречит Преданию, но его действительно искажает. Оно искажает учение о Церкви, создавая в нем две категории членов, из коих одна — миряне — в сущности отлучаются от Евхаристии, как самого содержания и исполнения своего членства, как его духовного источника.… Искажается учение о таинстве Причащения, которое начинает восприниматься как таинство для немногих достойных и чистых, а не как Таинство Церкви: грешников, безмерной любовью Божией всегда претворяемых в Тело Христово. И искажается, наконец, само христианское понимание покаяния: превращается в некое формальное условие для причастия, и на деле все очевиднее заменяет собою настоящую подготовку к причащению, то подлинное внутреннее раскаяние, которым вдохновлены все молитвы перед причащением. После трехминутной исповеди и разрешительной молитвы человек чувствует себя вправе приступить к Чаше, достойным и даже безгрешным, т. е. чувствует, по существу, обратное тому, к чему ведет подлинное приготовление к причастию”.

Чтобы избежать профанации таинства, можно идти по другом пути - созидать

Церковь как общину, в которой пастырь знает своих овец, и при отсутствии тяжелых грехов не заставляет их дышать друг другу в затылок перед аналоем за пол-часа до начала Литургии. Так он сможет уделять больше времени для для исповеди тех людей, кто в ней реально нуждается, делая в Церкви первые шаги, или освобождаясь от тяжелых грехов и пороков.

В этом смысле, в документе следует отметить, что практика принудительной исповеди для мирян, имея свои премущества и достоинства, никогда и нигде не являлась общепринятой, и священник может сам, согласно своему пастырскому рассуждению, допускать или не допускать человека ко Святой Чаше, не превращая исповедь в формальность.

Приходится признать, что церковные обсуждения о связи исповеди и причащения (в частности, публикации прот. Павла Великанова), которые имели место в последние годы, начиная с круглого стола в Даниловском монастыре в 2006 году, не нашли никакого отражения в новом документе. Мол, поговорили, полиберальничали, и хватит.

Буквально несколько дней назад епископ Троицкий Панкратий сказал в интервью: “Если человек не чувствует каких-то тяжелых грехов, которые бы его вынуждали искать полноценной исповеди, ему не обязательно перед каждым причастием исповедоваться. Таинство Покаяния — это ведь важное самостоятельное таинство, «второе крещение» и недопустимо его сводить к некоему обязательному придатку к Евхаристии”.

Едва ли кто-то сможет обвинить столь почтенного святителя в обновленчестве и модернизме. Однако в свете нового документа и он обречен быть маргиналом и “под подозрением”. Полагаю, итоговый документ должен отражать мнение не только мнение крайних традиционалистов, но и пастырей, настроенных на раскрытие исторического и богословского смысла обоих таинств. В документе могли бы прозвучать следующие слова:

“Пастырям следует помнить, что общее причащение за Трапезой Господней является условием созидания церковной общины. Именно общинность церковной жизни создает доверительные отношения между священником и его прихожанами; зная жизнь каждого из своих прихожан, священник может допускать их к Причащению, не принуждая их к исповеди. Каждому из них он может рекомендовать приступать к таинству исповеди с определенной частотой, причем исповедь в этом случае не должна совершаться конвейерным методом; каждому священник должен уделить необходимое для исповеди время”.

Оригинал взят у

danuvius в О причащении и исповеди

Документ, предложенный только что Межсоборным присутствием (как, впрочем, и документ о браке), нельзя иначе охарактеризовать, как фарисейским. Так, он вводит в норму чтение перед причащением правила. Но само правило сформировалось только на Руси и довольно поздно, как замещение для мирян монашеских служб (конкретно, Часослова). Хотя происхождение правила не исследовано до сих пор до конца. И в каких же канонах Вселенских и Поместных Соборов, спрашивается, зафиксирована такая обязанность для мирян?
Высчитывание часов невкушения пищи с минимумом в 6... Уж сделали бы, как у католиков: 2-х часовой пост (с исключением для болящих) -- цикл пищеварения.
"Исторический" экскурс никуда не годен. Мы знаем, что в раннехристианские времена причащались каждодневно с утра взятыми с собой дарами -- даже жены язычников. А сейчас -- разве не в самом деле последние времена? Но ведь миряне недостойны брать Святые Дары в руки -- лишь со лжицы, привилегия оставлена жрецам... А уж с собой брать...
Вся суть христианства как религии любви -- с ее различными деятельными проявлениями -- заменена талмудическими правилами. Где больше, где меньше -- а суть не меняется.
Где ссылки на Ерму: исповедь как ОДНОКРАТНОЕ -- притом публичное -- таинство?
А в добавок еще -- как у Мондиоса, н-р, -- подробное рассуждение о женской нечистоте... ВЗ в своей полной красе...
Желающим более вникнуть в проблематику могу порекомендовать, н-р, вот это: http://gazetakifa.ru/content/view/4906/203/
Все эти посты, развившиеся в течение веков из-за утраты внутреннего содержания (напомню, что ранние христиане даже перед Пасхой могли поститься лишь несколько дней) и ради конкуренции с язычеством, -- какое это отношение имеет ко Христу? Желание оградить Церковь от нашествия язычников после Миланского эдикта? Так все равно не помогает...
Христианство выродилось у нас в новое талмудичество, то бишь "ПРАВОСЛАВИЕ".
Причащаться и исповедоваться каждый должен и имеет право в силу лишь внутренней готовности, испытания своей совести и близости ко Христу, неповторения греха. Альтернатива : "не согрешишь, не покаешься" -- вот девиз новых "христиан"! Иначе говоря, греши, сколько влезет, только "кайся"...
К чему говорить о том, что старые правила о сроках недопущения ко причастию (епитимии) нынче не соблюдаются?!
Так зачем же все эти формальности?
А КАК ИНАЧЕ ПОПАМ СОХРАНИТЬ ВЛАСТЬ НАД ПРИХОЖАНАМИ? Не Христос ведь отпускает грехи, как повторяется каждый раз перед Чашей, а прежде "аз, недостойный иерей, властью мне данной...", благо что и католическая традиция, основанная на словах Христа, тут в помощь...
Кратко я бы сформулировал так: при отсутствии содержания (христианской жизни) форма оказывается ни к чему не годной мишурой, создающей ложную иллюзию, а потому нуждающейся во все новых и новых уточнениях... А кто хочет "формальных гарантий", тот ищет не там, не в правилах и не в сроках: полноправное участие всех прихожан в жизни храма, включая "запись" и "десятину", "отпускные грамоты" для мирян и проч., благотворительность, управление финансами и выборность священников, настоятеля и епископа, подлинная "церковная демократия" и т. д. и т. п. -- только это может хоть как-то вывести нас из нынешнего тупика. Да, ценой сокращения "стада" в десятки и даже сотни раз и уменьшения финансовых выгод для "пастырей". Но нельзя служить Богу и маммоне одновременно. Либо количество, либо качество. Путь ко Христу узкий, а не широкий. Негоже про это забывать.

( Адрэсы )

Current Mood: content
Current Location: вязьніца
Current Music: крыкі вартавых

Оригинал взят у

diak_kuraev в Детский постриг - взрослые слёзы

Получил письмо-исповедь. С согласия автора с сокращениями публикую

***

Отче Андрее,

В своем интервью "Московским новостям" 9-го числа сего месяца Вы высказали замечательную вещь, вернее замечательным образом осветили серьезную проблему, отвечая на вопрос о печально-известном Илие: "Трудно сказать, когда это началось, скорее всего еще с царской поры. Для епископа прирученный монах рядом с ним — удобное домашнее животное. Он не семейный человек, не будет ни на что отвлекаться, он в абсолютной и полной зависимости. Поэтому епископам выгодно штат епархии наполнять монахами. Монашество их в чем-то условно, потому что объем их работ и занятость в епархии не позволяет предаться монашеским трудам, которыми занимаются монахи в реальных монастырях. Но зато у них карьерная перспектива: со временем они сами могут стать начальниками и ради этого готовы терпеть много чего. Понятно, что это не самая здоровая часть нашей церковной жизни."

Я один из них. Был иподиаконом, позже иеродиаконом (с функциями иподиакона), а также референтом и личным секретарем митрополита …. До этого я был просто прихожанином кафедрального собора и несколько лет пел и читал на клиросе. Сам из секулярной семьи, пришел в церковь самостоятельно, хотя крещен был еще во младенчестве. В 13 лет прочел, даже "просканировал", всю Библию, как логическое продолжение пришел в храм и стал его систематически посещать. За это время в меру возможностей читал церковную и святоотеческую литературу, выучил наизусть все утренние и вечерние молитвы из молитвослова (а вдруг свет отключат - как тогда читать?), были планы выучить Псалтирь и Евангелие, но были отложены, и в итоге заброшены )))) Потом появилось желание поступить в семинарию и стать потом священнослужителем.

Когда после последнего звонка в далеком 200*, летом, я пришел на Троицкое всенощное бдение, на клирос, я был вызван владыкой. Он кратко расспросил меня о моей биографии и дальнейших планах, предложил стать иподиаконом, на что я немедленно согласился. После этого как-то все изменилось. Воспринимал я реальность в розовом цвете, все прекрасно, хорошо, владыка и священники - все замечательные люди, и вообще все почти идеально. Через месяц я был приглашен в епархию и остался там служить и проживать. Потом где-то через месяц архиерей предложил мне стать диаконом. На тот момент мне было 17. Всегда хотел быть среди белого духовенства, и естественно отказался. Владыка вроде бы воспринял все это нормально. Но позже стал предлагать стать диаконом, наверное каждое воскресенье. Перед ночной ***литургией я как-то согласился. В глубине души думал, что Богу возможно устроить мою семейную жизнь не смотря ни на что. Позже в том же году, я согласился на рясофорный постриг. В следующем - на мантийный (будучи приятно удивленным, что в чине пострига нигде нет клятвы или обещания никогда не жениться). Отношения со всеми были в основном нормальные, врагов не было, или может быть не замечал.

В течение 3-летнего пребывания в оном месте, я много размышлял, как это меня угораздило стать монахом, где я проявил слабость, недосмотр. Изначально, приходя в церковь, я верил, что вера позволит прилично организовать личную, семейную, и другие аспекты жизни, не без жертв, конечно. А тут - никакой видимой перспективы семьи, никакой личной жизни. 24/7 - всецело епархия и богослужения, лишь 3-4 часа по воскресеньям я проводил дома у родителей. Были и такие воскресенья, когда я домой не ходил. Полная, тотальная зависимость тяготила. Какими-то интригами и прочим заниматься желания, да и умения, не было. Единственная отрада - книги. Библия, Златоуст, Василий Великий, Августин и иже с ними, библейский иврит, Киприан Керн, Библия на древнееврейском. Посадил даже зрение и с тех пор стал очкариком. Владыка был нормальный, не пидарас и не бабник, со своими недостатками, но без каких-либо патологий, вполне нормальный, даже хороший человек. Одно только мне было непонятно - почему он с таким задором стриг всех и вся, плодил целибатов. Многих отговаривал от идеи женитьбы. Думаю или с ним поступили также, или просто мания такая у него. Духовенство и "сослуживцы" по епархии - тоже вполне адекватные люди. Жаловаться особо было не на кого, и не на что.

Года через 1,5 - 2 я заметил тревожные знаки своей личностной деградации: в ситуациях, когда я раньше радовался или проявлял сочувствие, я больше почти не испытывал эмоций, кто-то умер из родственников - никаких движений в душе и сердце, произошло что-то хорошее - никакой радости. Умом понимал, что-то не то. Эмоции были безмолвны. Меня сильно мутило из-за монашества. Было желание чтобы как-то оказалось, что я не крещен, и сделать все по-другому, вернее точно так же но без монашеской составляющей. Потом, нашел, что иудаизм всегда считал безбрачие грехом. Все это время обязанности старался исполнять добросовестно и качественно, претензий ко мне ни с чьей стороны не было. Внутри же происходило цунами перемежающееся ледниковыми периодами )))) Пришел к мысли уйти. Чтобы окончательно проверить, что желание не эмоциональное, решил понаблюдать за собой. Если я хочу уйти, даже в хорошем настроении, когда все тихо-мирно, везде успех и согласие, а не только когда архиерей прикрикнет или сделает замечание, - значит желание от сердца, настоящее. Увидев, что и во время интересных поездок, и во время награждения двойным орарем, и назначения личным секретарем я все же хочу покинуть это место, я решил подойти к архиерею и сказал что хочу уволиться, что это не мое. Боялся, не хватит смелости. Хватило. Он поуговарилал, хотел на день- два задержать, я отказался и покинул епархиальное упревление со своими вещами, облачение же, подрясники, рясы и пр. оставил там. На прощание владыка сказал мне, что я могу возвращаться когда захочу и дал немного денег. Я отказывался, говорю не заслужил, он сказал не за службу это.

С тех пор я вне церкви, не участвовал в обрядах и таинствах. Пару раз просто присутствовал на богослужении у своих друзей. Позже узнал, что все были от моего ухода в шоке. Некоторые думали, что я разочаровался и приглашали на приходы, но проблема была в другом. Я хотел стать женатым иереем, может быть потом протоиереем, но моя карьерная лестница прервалась с самого начала. Я спокойно осознавал, что это невозможно (слышал конечно о некоторых игуменах превратившихся в протоиереев, об архиереях и иеромонахах сожительствующих с женщинами), но это как-то не то, не понастоящему. И не семья, и не монашество. По канонам, у меня статус изгоя и отверженного. Было у меня издание, его я часто листал - Владислава Цыпина "Церковное право", каковы были церковно-правовые последствие моего решения, я прекрасно знал. Женился на девушке, которая была насильственно пострижена в монашество в ***монастыре.

Сейчас жизнь устроена вполне благополучно, две дочки, обе крещены, хорошая жена. Бог дал основное, чего я желал. Со многими священниками и бывшими коллегами общаюсь, хожу в гости. Но потребности в таинствах не чувствую. О приходе и уходе из церкви никогда не желел, но интерес к церковным событиям, религии, церковной литературе, богословию тот же. Не знаю, возвращусь в церковь или нет. В глубине души хочется увидеться с владыкой. Со времени ухода, я с ним не встречался. Ровно год назад его жестоко подставил один из моих сослуживцев, тогда иеродиаконов и референтов при епархии, сейчас архимандритов. Судьбы "епархиальных" монахов бывших на том же месте до меня весьма разнообразны - многие стали алкашами, бывали под запретом за разные дела, один стал епископом, он известный педераст, говорят любовник …, последний же и выдвинул его кандидатуру. Другие - просто нормальные батюшки. А со своей религиозной ориентацией я так и не определился. De facto православный, под влиянием православия сформировавшийся, знаю, что никуда от этого не деться, да и желание деться нет; de jure все так запутано. "Полноправным гражданином" никогда уже не стать.

Простите за многословие. Хотел просто показать куда еще может завести практика "епархиального монашества". Хотя примеры Вы, наверное, знаете еще и не такие.

С праздником Вас,

Через

levushkan: Очень интересная статья (точнее, статьи), которая на цифрах показывает всю ложь баек про "развратный Запад и святую Русь".
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8094-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-sovremennye-mify-i-ix-sozdateli.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8119-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-chast-2-sodom-i-gomorra.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8161-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-chast-3-nasilie-i-prestupnost.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8217-svyataya-rus-i-razvratnyj-zapad-chast-4-obrazovanie-i-religioznost.html
http://www.religion.in.ua/main/analitica/8249-sovremennye-mify-i-ix-sozdateli-chast-5-o-vere-v-mify-vopreki-realnosti.html

...Когда историк начнет изучать по синодальному архиву, если только он уцелел, жизнь русской церкви перед революцией, он будет поражен безмерным количеством наградных дел. Награды сыпались как из рога изобилия.
Архиереи, архимандриты, игумены, священники были засыпаны всевозможными наградами. Викарии награждались такими орденами, каких раньше с трудом удостаивались архиепископы. Сорокалетние архиереи возводились в архиепископы, награждались крестами на клобуки, - наградой, которой раньше сподоблялись лишь престарелые архиепископы. Митра для белого духовенства стала почти обычной наградой и т. д., и т. д.
Интересен самый процесс награждения. При В. К. чрезвычайно разрослась категория спешных дел, "в первую очередь". Историк поразится, когда увидит, что в эту пору самыми спешными делами были наградные: "о награждении такого-то архимандрита орденом {283} Св. Анны 2 ст.", "такой-то игуменьи наперсным крестом" и т. п. Чиновники Св. Синода рассказали бы множество случаев, какая часто спешка, суматоха поднималась, как останавливали все другие дела, чтобы немедленно двинуть дело о награждении какого-либо иеромонаха наперсным крестом, архимандрита орденом и т. д. Историк должен будет отметить тот факт, что в эпоху В. К. Саблера Св. Синод главным образом занимался наградными и бракоразводными делами.
Множество наградных дел и спешность, с которой они велись, должны были бы свидетельствовать о какой-то особенной, шедшей в церкви работе, о беспримерном обилии выдающихся архипастырей и пастырей, об особом расцвете церковной жизни и, в особенности, двух ее сторон: архиерейской и монашеской, ибо награды главным образом падали на долю отрекшихся от мира иноков.
Конечно, ничего подобного не было. Если можно говорить о каком-либо обязанном мощному содействию и покровительству В. К. расцвете, то только о болезненном расцвете так называемого "ученого" монашества, в руках которого и раньше была иерархическая власть русской церкви, а теперь оказалось и духовно-учебное дело. В "царствование" В. К. развилась какая-то эпидемия пострижении студентов духовных академий, пострижении без счету, выбору и разбору, своего рода скачек к архиерейскому омофору. Это безнравственное и уродливое явление в последнее время привело к измельчанию архиерейства, омирщению монашества, развалу руководимых монахами духовных учебных заведений.
( Read more... )

Оригинал в ФБ

Следующая моя заметка посвящена вопросам языка, на котором должно совершаться богослужение. По этой теме солено-перемусолено - ну, наверное, столько, что можно кремлёвский дворец съездов заполнить по верхний ряд окошек или же зал церковных соборов ХХС - до потолка. Забегая вперёд, скажу, что здесь я не рассматриваю проблему перевода богослужения в плоскости "за" или "против". Это бессмысленно хотя бы потому, что уже вдоволь высказано разумных, здравых, и богословски чётких соображений по поводу того, что язык богослужения должен меняться, и не меньше высказано контраргументов (надо оставить всё как есть и не менять, что от отцов нам заповедано), которые, чаще всего, не блещут ни здравым смыслом, ни какой-то духовностью, ни интеллектом, но, безусловно, имеют право на существование.
Моё глубокое убеждение, что богослужение может совершаться на каком угодно языке, но в любом случае - оно должно совершаться на понятном языке. Богослужение - это молитва, которая, в свою очередь, есть диалог человека с Богом. Не кажется ли комичной ситуация, когда этот разговор представляет собой для одной из сторон набор непонятных слов и фраз? Представьте себя на минутку "красивым двадцатидвухлетним". У вас есть любовь, без которой вы и дня не можете прожить. Каждое расставание с ней вы переживаете как трагедию, а каждую встречу чаете с нетерпением и трепетом. И вот - вы встретились! Ваша возлюбленная чего-то вам говорит, а вы ей в ответ - непонятную для вас неразбериху. Вы ждали этой встречи, в том числе - для того, чтобы сказать вашей возлюбленной что-то, а в результате понесли околесицу.
Конечно, я почти уверен в том, что большинство из нас в подобных ситуациях нередко несли как раз околесицу. От переизбытка чувств, так сказать. Но что простительно не обуздавшему своих гармоний подростку, вряд ли позволительно взрослому человеку. Мы не разговариваем с любимыми людьми по бумажке на непонятном нам языке. Любим ли мы Бога?
Одним словом, каким бы ни был язык молитвы - он, в первую очередь, должен быть понятным.
Сейчас я приведу несколько каверзных примеров, свидетелем которых мне приходилось быть. По понятным соображениям, я не раскрываю имена участников, многие из которых - близкие для меня люди, которых я не хотел бы выставлять в невыгодном для них свете.
( Read more... )

Советское время, конечно, оставило неизгладимые шрамы на теле русской православной церкви - и внешними гонениями, и внутренними "приспособлениями".
Но многое проглядывается еще в дореволюционных нравах. Сейчас читаю Воспоминания последнего протопресвитера армии и флота Георгия Шавельского. Там он, например, сравнивает двух архиереев в Польше времен начала Первой мировой войны, католического архиепископа Александра Каковского и православного архиепископа Николая (Зиорова). Последний, судя по описанию, просто просится в герои "несвятых святых".
Но сначала о католическом архиерее, у которого протопр. Георгий попросил встречи для передачи финансовой помощи беженцам из католического населения.

Архиепископ не заставил себя ждать. Легко и быстро вошел он в комнату через те же двери, через которые меня только что ввели. Вид архиепископа располагал в его пользу. Высокого роста, статный, с красивым, приветливым лицом и умными глазами, он производил впечатление человека интеллигентного, воспитанного и очень доступного. Мы поздоровались, как здороваются светские люди. Видно было, что и он удивлен моим визитом.
- Чем могу служить? - обратился он ко мне.
Я объяснил ему цель своего посещения.
- Тут есть Беженский комитет. Может быть, вы найдете возможным и лучшим ему передать эти деньги. Я позволю себе посоветовать вам сделать это, - спокойно заметил он.
- А я вновь решаюсь просить ваше высокопреосвященство принять деньги. Как представитель Православной церкви, я считаю наиболее целесообразным вручить жертву нашей церкви именно вам, как представителю римско-католической церкви и как архипастырю, которому лучше, чем Беженскому комитету, известны нужды застигнутой несчастьем его паствы, ответил я.
Архиепископ еще раз попробовал отказаться, а потом принял деньги.
- Сейчас я выдам вам расписку в получении денег, - сказал он, поднимаясь с кресла.
Но я запротестовал:
- Если мы, священнослужители, перестанем на слово верить друг другу, то к кому же тогда можно иметь доверие?..
Последние слова мои, по-видимому, очень тронули архиепископа, и он тепло поблагодарил меня. Закончив свою миссию, я хотел уйти, но он удержал меня. Между нами началась уже дружеская, откровенная беседа. Архиепископ стал делиться со мною своими переживаниями последнего времени.
- Поверьте мне, - говорил он, - что я люблю Россию, желаю ей только добра и славы, и потому мне особенно тяжелы те огромные ошибки, которые русской властью допускаются на каждом шагу, нанося, может {208} быть, непоправимый вред русскому делу.
Будем говорить о Польше, о русской политике в Польше. Русская власть точно нарочно бьет по самолюбию поляков. Обратите внимание хоть на такой факт. Немцы нам ненавистны, - они давние наши враги. А в нашем крае все высшие должности предоставлены немцам: недавно умер генерал-губернатор Скалон, теперь и.д. генерал-губернатора - Эссен, губернатор Корф, обер-полицейместер - Мейер, начальник жандармов - Утгоф, президент города Миллер и т. д.
Он назвал около 10 немецких фамилий.
- Обратите внимание на школьное у нас дело. Нам запрещают преподавание Закона Божия и истории на польском языке и пр. Я понял бы все эти ограничения и притеснения, если бы они были нужны или полезны для государства, для Православной церкви... Но они ведь для церкви не нужны, для государства вредны, для нас же, поляков, обидны, оскорбительны, унизительны.
Свои положения архиепископ иллюстрировал целым рядом документов: секретных циркуляров и распоряжений министерства народного просвещения и внутренних дел, - документов, часто противоречивших один другому, исключавших друг друга. В заключение он осторожно обмолвился, что он был бы очень рад, если бы все сказанное стало известно великому князю. Я пообещал доложить последнему о нашем разговоре. Мы расстались очень приветливо. Не знаю, какое я произвел впечатление на архиепископа, но я, уходя от него, искренно сожалел, что он не украшает нашей русской церкви.

И сразу же следующая встреча с православным архиепископом Николаем. Небезынтересны в этом рассказе и факты, демонстрирующие

От римско-католического архиепископа я проехал к православному русскому архиепископу Николаю. Последний, несомненно, по своим природным дарованиям не уступал архиепископу Каковскому, может быть, даже превосходил его. Но, к сожалению, жизнь сделала с ним {209} то, что сейчас это был человек, лишенный такта, выдержки, а по временам - всякого благоразумия. У него всё зависело от минуты и настроения. Умевший иногда бывать, как никто другой, интересным, приветливым, радушным и отзывчивым, он в другое время, - и это, как будто, бывало чаще, - поражал своей горячностью, резкостью, грубостью, доходившими до жестокости, до безрассудства. Если бы высокий сан, который он носил, не делал его личности неприкосновенной, он каждый день рисковал бы подвергнуться жестокой расправе от беспрестанно оскорбляемых им. Я думаю, что именно ложно понятое архиепископом Николаем величие его сана и положения и недостаточность служебного воспитания сделали его и гордым, и надменным, и своенравным, и нетерпимым к чужому мнению.
Барин в жизни, не отказывавший себе ни в чем, он был деспотом в обращении с другими, особенно с низшими. А низшими он считал почти всех. Его одеяние отличалось роскошью; стол обилием и богатством. Его знаменитые именинные обеды, которые он давал членам Синода и другим избранникам 6-го декабря в Петербурге на Подворье, на Подъяческой улице, во время своего присутствования в Синоде, служили всякий раз занимательной темой для суждений не только в обществе, но, несмотря на строгость цензуры, и в печати. Кюба и Яр могли бы поучиться у архиепископа, как надо "на славу" угощать гостей.
В обществе архиепископ появлялся не иначе, как при звездах на рясе. А когда его награждали новой звездой, то он в тот же день спешил к фотографу, чтобы запечатлеть новое сияние на своей груди.
Вспыльчивость архиепископа не знала границ. Редкий день у него обходился без какого-либо "случая", сказать прямее, - без скандала. Больше всего доставалось подчиненному духовенству, бесправие которого в старое время всем известно: владыка тогда, особенно такой, как этот, влиятельный в Синоде, волен был, как {210} выражались, в жизни, и в смерти священника. Но не избегали грозного владыческого гнева и сановные лица. В 1911 году или в 1912, - точно не помню, - мне рассказывали в Варшаве, как о самом пикантном событии дня, что "на днях" владыка с криком "пошел вон", выгнал из своего дома командированного министром путей сообщения члена его совета, действительного статского советника Н. для производства дознания между священником и железнодорожным начальством. Не застав владыку в Варшаве, Н. отправился к нему на дачу, в Зегрж (за 30 в. от Варшавы). День у владыки почему-то оказался неприемный. Петербургский сановник, однако, попросил келейника доложить о нем. Владыка отказал в приеме. Сановник повторил просьбу во второй и третий раз, сославшись на невозможность для него ждать приемного дня. Этого было достаточно, чтобы в ответ на последнюю просьбу вылетел в приемную вышедший из себя владыка и с криком: "Это еще что? Сказано не принимаю! Вон пошел!" - выпроводил за двери не ожидавшего такого приема петербуржца.
23 мая 1915 г. в соборе, в алтаре, после причащения, оставшись недовольным порядком вечерней службы 22-го мая, совершенной викарием еп. Иосафом, архиепископ Николай кричит на последнего, в присутствии множества духовенства: "Если бы я знал, что ты такой дурак, я не сделал бы тебя архиереем" (Передаю этот факт со слов настоятеля Варшавского военного собора прот. А. Успенского, бывшего свидетелем этой безобразной сцены.).
21 февраля 1913 года в день празднования 300-летия царствования Дома Романовых, в алтаре Казанского собора, переполненном архиереями и духовенством, архиепископ Николай, беседуя с архиереями, вдруг обрывает архиепископа Гродненского Михаила (Умер в 1929 г. в сане митр. Киевского.):
{211} - Перестаньте, Владыка! Вы ведь, кроме глупостей, ничего не можете сказать.
А "знаменитому" впоследствии епископу Владимиру (Путяте), вставившему в этот разговор какое-то слово, резко замечает:
- Еще что? Младший, а тоже суется со своим мнением. Ваше дело молчать, когда старшие разговаривают.
Как только меня назначили на должность протопресвитера, архиепископ Николай прислал мне письмо, где, вместо поздравления, напоминал мне, что мои предшественники редко посещали войска Варшавского округа; если и я так же редко буду объезжать эти войска, то он будет жаловаться на меня Государю Императору. Такое предупреждение явилось для меня насколько неожиданным, настолько же и странным, так как в то время с архиепископом Николаем я еще не был знаком, и, кроме того, Варшавскому архиепископу никто не предоставлял права контролировать действия военного протопресвитера. И я письмом ответил владыке, что разбросанные по всей России воинские части я буду посещать по мере возможности и по собственному усмотрению необходимости посещения тех или иных частей; докладывать же Государю о своих посещениях или непосещениях я могу сам, так как гораздо чаще, чем он, имею возможность беседовать с Государем.
Когда через несколько месяцев мы встретились с ним в Варшаве, он и виду не подал, что получил отпор с моей стороны. Но зато после моего отъезда из Варшавы он рвал и метал по поводу тех торжественных встреч, которые войска устраивали мне и каких не удостаивался он (Войска, действительно, встречали меня торжественно, в иных местах пышнее, чем своих командующих военными округами. В Варшавском же округе некоторые военные начальники старались как можно торжественней обставить встречу меня, чтобы тем, по-видимому, подчеркнуть свою нерасположенность к архиеп. Николаю. Так, например, было в Новогеоргиевской крепости летом 1913 г. Там, при моем приезде, от пристани (я прибыл на пароходе) до крепостного собора, на протяжении трех верст, были расставлены шпалерами войска с оркестрами музыки, которые во время моего следования от пристани в собор исполняли "Коль славен". Так как от крепости до дачи архиепископа было всего несколько, - чуть ли не пять, - верст, то архиепископу тотчас стало известно об оказанной мне встрече. И он не нашел ничего лучшего, как почти тотчас после моего приезда помчаться в Новогеоргиевск. Можно себе представить возмущение архиепископа, когда комендант крепости, ген. Бобырь, не любивший архиеп. Николая за его резкость и грубость, приказал, чтобы встречали архиепископа просто, в соборе, и архиепископ был встречен без всяких воинских церемоний. Архиепископ не удержался, чтобы тут же не высказать коменданту своего недовольства: "Вы протопресвитера встречали торжественно, а меня, архиепископа, как встречаете? Я буду жаловаться". Комендант ответил: "Протопресвитер - наш духовный глава, это во-первых, а во-вторых, он в первый раз посещает нас". Архиепископ уехал из крепости возмущенный.).
{212} Пребывание такого православного архипастыря в Варшаве рядом с осторожным и воспитанным джентльменом римско-католическим архиепископом, конечно, не могло служить на пользу Православной церкви в Польском крае.
После визита к архиепискому Каковскому я направился к архиепископу Николаю.
На этот раз владыка был "в духе" и положительно очаровал меня своей деликатностью, приветливостью, умной и интересной беседой. Я просидел у него более часу, не заметив, как пролетело время. Едучи от него, я думал: "Если бы он всегда был таким! Он мог бы быть тогда украшением церкви. Теперь же, при своей дикой неуравновешенности и безудержности, он - притча во языцех: его боятся, его избегают, видя и испытывая на себе отвратительные особенности его "ндрава", которые совсем придушили и закрывают от других высокие свойства его ума и сердца".
[...]
До июля 1915 г. он беспощадно относился к священникам своей епархии, покидавшим свои приходы при наступлении немцев и несколько раз строго предписывал, чтобы священники оставались на своих местах и по занятии их неприятелем. Ослушникам он грозил чуть ли не лишением сана. Я сочувствовал такому образу действий архиепископа Николая, считая, что, с одной стороны, священник не имеет права в пору опасности оставлять своего служебного поста, бросать на произвол судьбы свою паству, и что, с другой стороны, никакой серьезной опасности от немцев остающимся {220} священникам не угрожает. Но вот очередь дошла до самого архиепископа. В июле 1915 года определилась необходимость очистить Варшаву. Не помню точно, когда, кажется, 11 или 12 июля, - великий князь после высочайшего завтрака, Государь тогда был в Ставке, - говорит мне:
- Телеграфируйте архиепископу Николаю, чтобы он немедленно уезжал из Варшавы в виду возможности оставления ее нашими войсками.
- Ваше высочество, - возразил я, - архиепископ Николай беспощадно карал священников, оставлявших свои приходы. Его отъезд, поэтому, вызовет и в духовенстве, и в народе большое негодование и справедливые нарекания, что особенно нежелательно в иноверном крае. Кроме того, по моему мнению, остающемуся архиерею не может угрожать от немцев решительно никакой опасности.
- А вдруг немцы начнут издеваться над ним? - раздраженно сказал великий князь и тотчас отошел от меня. Я телеграммы после этого не посылал, но думаю, что она была послана из Штаба Ставки, так как архиепископ Николай потом в свое оправдание говорил, что ему повелели оставить Варшаву.
Архиепископ Николай уезжал из Варшавы между 11 и 15 июля. В царских комнатах вокзала собралось всё Варшавское духовенство провожать своего архипастыря. И уезжающий, и провожающие в ожидании отхода поезда рассеялись в конце большого вокзала, за столом, на диване и креслах. Когда шла беседа, в зал быстро вошел в шапке, состоявший при Штабе Главнокомандующего западного фронта, полковник Генерального Штаба Носков и, не замечая находящихся, направился к противоположным дверям.
- Невежа! - закричал архиепископ. - Еще военный, а не знает, что надо отдавать честь архиепископу... Снять шапку!
{221} Полковник быстро остановился и, взяв под козырек, ответил :
- Я не заметил Вашего Высокопреосвященства, - прошу извинения.
- Учить вас надо!.. невежд... Вон пошел!.. - не унимался архиепископ. К полковнику Носкову подошел польский граф Вельегорский и, подавая ему свою визитную карточку, сказал:
- Я не могу быть безучастным свидетелем возмутительного издевательства над вами.
С полковником Носковым произошел нервный припадок...
Через несколько дней от Главнокомандующего Западного фронта генерала Алексеева поступил рапорт на имя великого князя с описанием происшедшего на Варшавском вокзале. Великий князь направил переписку обер-прокурору Св. Синода для принятия соответствующих мер.
По приезде архиепископа Николая из Варшавы в Петроград у него разыгрался другой, еще больший скандал. В это время вышел из печати том его Варшавских проповедей. Любивший наделять других своими печатными произведениями, владыка тотчас повез свою новую книгу в Государственный Совет для раздачи своим коллегам по этому высокому учреждению (Арх. Николай в то время был членом Государственного Совета.). Все наделяемые отвечали благодарностями, а В. И. Гурко, вместо благодарности, выпалил:
- Вы, владыка, чем раздавать эти проповеди тут, лучше бы произносили их в брошенной вами Варшавской епархии.
Побагровевший архиепископ разразился отчаянными ругательствами по адресу Гурко, в ответ на которые последний с кулаками бросился на архиерея. Членам Государственного Совета удалось силой удержать Гурко, {222} другие в это время увели владыку. После этого скандала архиепископ Николай слег в постель, с которой больше не вставал. Через несколько недель, осенью 1915 года, он умер.
Несомненно, что последние два скандала и сопровождавшие их неприятности ускорили кончину грозного архиепископа. Если это предположение верно, то владыка даже и умер от скандала.

И такой архиепископ не просто какое-то частное недоразумение, а плод общей тенденции, о чем и делает вывод автор:

Архиепископ Николай - пышный бутон в цветнике нашей иерархии, естественный продукт нашей архиерейской школы последнего времени, не только калечившей людей, подготовляемых ею к величайшему в Церкви служению, но искалечившей и тот высочайший идеал, которому они должны служить. Трудно представить какое-либо другое на земле служение, которое подвергалось бы такому извращению и изуродованию, как архиерейское у нас. Стоит только беглым взглядом окинуть путь восхождения к архиерейству, - я беру явление, как оно чаще всего наблюдается, хотя и не отрицаю исключений, - чтобы признать, что враг рода человеческого много потрудился, дабы, извратив, обезвредить для себя самое высокое в церкви Божией служение.

Как-то тут по случаю ознакомился с рассказом прот. Андрея Ткачева Совершенно достоверная история.
Весьма примечательный рассказик оказался. Поначалу может показаться, что этот всего лишь поповская сказка-мечта о богатом спонсоре, о том, что, если будешь хорошо себя вести, то непременно "прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете" и подарит не только эскимо. Но нет, смысл рассказа гораздо глубже, о чем настойчиво и даже навязчиво намекает и автор в заключительных словах:

В этой кратчайшей и достовернейшей истории столько морали, что в двух ведрах не унесешь. И формулировать выводы вслух как-то уж очень оскорбительно. Читатель и так все, наверное, понял. И даже больше понял, чем сам писатель в записанной им истории понял. Но кое-кто так ничего и не понял. Интересно, понял ли читатель, кто же это ничего не понял?

И действительно, не знаю как "ведрами", но явно вырисовывается целая притча вполне определенного и уже не раз заявившего о себе нового "евангелия", пытающегося подменить собой Евангелие Христово. И что самое коварное, от имени Самого Христа, внутри Его Церкви, от лица церковных священнослужителей. Из этого ряда и заявления Чаплина в защиту богатства и "знаков материальных возможностей", и столь популярные сказания о несвятых, но святых церковных начальниках. И вот, наконец - притча, где в концентрированном виде и подан нам "отчет об уповании" этой религии.

...По городку вблизи аэропорта ходит странный человек. Он переходит от одного священнического дома к другому и стучит в окна... И всего то хочет - немедленно покрестить младенца.
Относительно достоверности сразу возникают вопросы. Откуда столько священников в небольшом городке? Откуда этому человеку известны их адреса? И такая ли уж нужда в срочном крещении, если, судя по повествованию, "милейшему малышу" вряд ли грозила смерть (именно это и может быть основанием срочности крещения)? Может это и не человек вовсе? Действительно, невольно возникает аналогия с соответствующими христианскими притчами из патерика , где Сам Христос испытывает людей, являясь им в виде нищего странника. Только здесь, напротив, не в виде нищего, а в образе богатого. Правда, богатство его не бросается в глаза, как бы "прикровенно", хотя и не скрывается, просто "сейчас нет наличных" и богатая одежда не очень видна в темноте. Все это ни что иное, как пародия на Иисуса Христа, Божественное и Царское достоинство Которого до времени скрыто самоуничижением, хотя и свидетельствуется многими чудесами. Богач из нашей притчи тоже доходит до крайнего самоуничижения, опускаясь до жалкого просителя, ходящего между домами и стучащему в окна. В рассказе особенно подчеркнуто - именно стучит ("се, стою у дверей и стучу"), а не звонит. Нельзя не обратить внимания и на срок в три дня - в подражание Торжества Христа, наступившего через три дня после кульминации Его самоуничижения и позора, Богач из притчи именно через те же три дня превращается из робкого униженного просителя в повелителя и подателя благ, в "сильного мира сего". Собственно с ним-то ничего и не происходит - он как был так и остался неразлучно в своем царстве богатства. В отличие от богачей Евангелия не он спасается ("сегодня пришло спасение дому сему"), а он сам податель благ, спасения и царства. Все, что у него изменилось - это то, что у него появилась наличность, то есть способность одаривать, он "воскрес" и "вознесся". Спасаемый же здесь - батюшка. Нежданно-негаданно он оказывается в "царстве божием". И все за беспрекословное послушание слуги, не задающего вопросов и умеющего держать язык за зубами.
И тут мы подходим еще к одному ключевому моменту сюжета. Богач-то не просто богач, а и умеющий "затыкать рты тем, кто открывает их не вовремя". То есть, попросту говоря, перед нами не просто богач, а именно "крестный отец" в известном смысле. Да и на самолет он как-то странно спешит - без малейшей наличности в кармане. Не от закона ли? В кино о гангстерах это частый сюжет - главное, вовремя смыться, а потом, отсидевшись и откопав запрятанное, явиться во славе.
Казалось бы, зачем в рассказе делать упор на такую не совсем привлекательную для богача деталь - достаточно ведь для общего смысла быть ему просто богатым, не все же только бандиты у нас богачи. Ан нет - в том-то и дело, что это необходимый пункт "символа веры" новой религии. Богатства мало - посмотрите, как жалок хотя бы тот же Ходорковский со своим богатством. Богатство ведь можно и отнять, какое же тогда это "всемогущество", да еще "божественное"? Должна быть непременно и сила, пред которой адепты новой веры преклоняются больше, чем даже перед богатством. Будет сила, будет и богатство. Сила, перед которой буквально "молчит всяка плоть человеча". Сила, "заграждающая уста". Так, чтоб каждый "знал свое место" и чтобы "все было нормально". То есть такая своеобрзная гармония или даже симфония. В этом мире "полный порядок". И "спасение" заключается в том, чтобы занять в этом мире, не нарушая его гармонии, как можно более теплое место. Это можно сделать либо силой (сила преклоняется только перед силой, и поэтому, кстати, ненавидит демократию), либо в качестве дара. Само собой - не столько по заслугам, сколько "по благодати", то есть по капризу сильного, по внезапно проснувшемуся у него "желанию делать добро". В христианстве, мы помним, богачи одаривали всех неимущих, чувствуя перед ними свою вину: "раздам пол имения", "если кого обидел, возвращу вчетверо" и так далее. В этой же притче богатый никакой вины не перед кем не чувствует, более того ненавидит людей: "встречая в жизни чаще всего корысть и зависть, временами жалел даже рубля для нищего". Просто надумал и избрал, кого захотел.
По-моему, всего сказанного достаточно для того, чтобы распознать во всесильном богаче того, кто, согласно пророчествам, внешне подражает Христу, но внутренне имеет противоположную сущность. Перед нами не кто иной, как антихрист. Причем в буквальном смысле норовящий сесть посреди храма.
И как всякий самозванец, этот антихрист больше всего боится разоблачения. Отсюда и такое нескрываемое отвращение к подготовке и подготовительным беседам перед крещением. Никаких бесед! А вдруг, знакомясь с азами веры, узнают об истинном Христе и поймут обман? Ну и вообще... как это они думать будут, выбирать... Это не прилично в статическом мире насилия, где не думают и не выбирают, а только слушаются и занимают свое место в нише по благоволению господ. И священник тоже всего лишь исполнитель, слуга в "духовной области". Шоферу велят подвезти, уборщику - убрать, священнику - покрестить. А крещение - всего лишь акт инициации в этом мире и согласия с ним, где каждый знает свое место, где главенствует сила, пред которой "молчит всяка плоть человеча".

Мда... похоже, не меньше двух ведер вынес :)

Вынесу из комментов кое-что из того, что думаю насчет возможных последствий нового понтификата. Многие пишут о том, что ждет католическую церковь, даже о каких-то потрясениях говорят. Так вот...
О новом Папе пишут, например:
При имени Франциск католики вспоминают в первую очередь святого Франциска Ассизского, "возлюбившего бедность" - и это имя весьма подходит Бергольо, который прославился защитой прав бедных - по выражению Джона Аллена, "его ведущая роль во время аргентинского экономического кризиса закрепила его репутацию как голоса совести". Известен Бергольо и личной скромностью: он отказался жить в епископском дворце, сдал в аренду лимузин и ездит в епархию на автобусе из скромной квартиры, где сам готовит себе пищу. В 2001 году он посетил хоспис, чтобы поцеловать и омыть ноги 12 больных СПИДом...

Отец Андрей Кураев пишет также:
Произвел очень светлое впечатление. Добрые глаза и лицо (этого так не хватало Бенедикту).
Избранное им имя (Франциск - апостол нищеты) обещает огромные потрясения для католической Церкви - понуждение ее к преобразованию в Церковь бедных, а не в Церковь солидных господ.
Сын железнодорожного рабочего-мигранта начал свой понтификат с просьбы к народу о молитвах о нем, а не с благословения самого народа свыше.
Он из Латинской Америки, где уже давно католическая церковь начала революционный путь от дворцов к хижинам. В Буэнос-Айресе он жил в маленькой квартире, отказавшись от дворца. Отказался он и от лимузина. Пищу готовит себе сам... В 2001 году посетил хоспис, где омыл и поцеловал ноги 12 больных СПИДом.
Дерзко сказал, что именно Рим нуждается в новой евангелизации. По правилам РКЦ иезуит может быть епископом только в миссионерском регионе. Дай Бог, чтобы по имени стало и житие его.
80302_original

Вот почему личность нового Папы может стать проблемной именно для православных, а не для Римо-Католической Церкви, сложного организма, застрахованного от излишних потрясений всеми внутренними механизмами, где и сам Папа только лишь часть системы.
Почему же может стать проблемой для православных, а точнее РПЦ? Да подумайте, если все более нарастающему богатсву и роскоши высшего духовенства РПЦ, сделавшихся ныне с любезной подачи прот. В. Чаплина чуть ли не догматом веры, раньше "мешал" пример даже ПРАВОСЛАВНОГО покойного сербского Патриарха Павла, то как все это будет смотреться на фоне КАТОЛИЧЕСКОГО высшего иерарха, и отнюдь не покойного? Не приведет ли это уже не к бегству не мифическому (распиаренному в в связи с последними скандалами), а куда более реальному и существенному?
Под "бегством" я здесь понимаю нечто более глубокое, чем физическое бегство из лона РПЦ "ногами". Последнее вряд ли вызовет потрясения, поскольку РПЦ все равно существует в основном не за счет верующих, а за счет практически неиссякаемого потенциала "захожан", "жертвователей" и "обрядоверов". Утрата даже половины из тех, чья доля едва дотягивает до 1%, внешне останется даже практически не замеченной.
Я же имеею в виду больше "бегство" внутреннее, в смысле отстранения, я бы сказал даже отвращения, а возможно даже и отмежевания значительной части, условного говоря, "идейного" контингента духовенства и мирян, которым и сейчас претит официальная доктрина "достойного обеспечения", но пока они имели пред собой в основном только идельное представление с сомнением, что такое, быть может, и не осуществимо в современной жизни. О том же патриархе Павле можно было сказать, что, мол, сколько той Сербии, что роль РПЦ куда более значима и весома в мире. Но если реальной альтернативой станет уже куда более весомый и значительный Римский Папа?
P.S. В качестве резюме процитирую (хотя целиком и не согласен, особенно по резкости нелицеприятных слов) один из комментариев из Фейсбука к этим мыслям:
"ровно о том же подумал. католикам единственное чего не хватало - святого на апостольском столе. актер был, препротивный, причем, актер. богослов был. святого не было. при том, что мы-то от наших патриархов святости даже и не ждем".

И с тех пор я такой
Все шире и шире русло так называемого "расцерковления":) Потому что это не новички со своими представлениями, а довольно-таки уже давние, вполне, как казалось, уже "инфицированные" средой. Из этого же русла мысли Кассии о "религии для бездельников"... Вдруг, как будто, исцелились, очнулись или вышли из летаргического сна ...
А мы-то думали, что так и будем с крестами на сытом животе поучать "непросвещенный" народец до скончания века... А оно еще, глядишь, и до действительной, а не кураевской "перестройки" доживем ...
...И не останется здесь камня на камне...

17.01.2013

Сегодня в Минске с утра не прекращается кромешный снегопад. И все почему?
Есть у нас на приходе такой молодой человек со странностями по имени Алексей. Хотя кончил, как и я, факультет радиофизики, нигде не работает. "Подвизается" в вое удовольствие - то по крестным ходам, то монастырям, то в алтаре. Да я, кажется, как-то писал про него, как он помолился Богу, чтоб не работать на светской работе - у бабушки отрезали ногу, а он стал получть пособие как ухаживающий за ней.
И вот в связи со снегопадами потребовался нам на приходе дворник, а идти по причине скудного жалования никто не желает. Говорю Алексию: иди дворником. Он пык-мык... если благословите... Благословляю! Все эти дни, пока не было большого снега, проходил туда-сюда - как-то так невнятно устраивался, что только отмахивались от него. Вчера нажал: иди сейчас к настоятелю! Приходит: с завтрашнего дня приступать к работе. И тут пошел невероятный снег... Вот что значит благословение!:)
Хотел написать: "И возблагодарил я Господа, что так много людей хороших и разных", но подумал, что как-то слишком пафосно для батюшки-либерала:)

18.01.2013

Вот смех смехом, а сегодня было опять чудо со снегом. С утра продолжал идти снег. С меньшей интенсивностью, чем вчера, но все же. Дворник Алексий должен был снять стихарь, чтобы приступить к непосредственным обязанностям. Небо, естественно, полностью затянуто. Служим часы, вечерню, литургию... все так же. Выходим освящать воду, поем тропарь, возвращаемся - а там весь алтарь залит солнечным светом! quot;А когда это все произошло?" - даже воскликнул один из пономарей. Над нами почти чистое, с редкими облачками небо, но, тем не менее, еще некоторое время, искрясь на солнце, продолжал падать снег. Видимо, тот, что не успел еще долететь.
"Исполнь небо и земля славы Твоея", - хотел я сказать, но передумал:)

Оригинал взят у

ext_325580 (Михаил Сидоренко) в Новое литургическое творчество

В спорах о возможности и целесообразности перевода богослужебных текстов на современный русский язык обе стороны подспудно предполагают, что корпус литургических и молитвенных текстов давным-давно завершён, и единственный вопрос - как его лучше законсервировать: в прозрачной стеклянной банке (сторонники перевода) или в непрозрачной жестяной (сторонники сохранения в неизменном виде). А о третьем пути - продолжить развитие этого корпуса, пополняя его современными молитвенными и литургическими текстами на актуальном русском языке - как-то забывают.

Я лично скорее против перевода, по крайней мере в стиле группы о.Георгия Кочеткова. Слишком большое расстояние отделяет нас от культуры, в которой сложились основные богослужебные тексты, чтобы надеяться навести мосты только за счёт языка. Возможно, несколько большую пользу принесла бы глубокая творческая переработка, но кто за неё возьмётся? Я считаю наиболее перспективным именно развитие корпуса молитвенных текстов за счёт нового творчества.

Чтобы не быть голословным, предлагаю оценить скромные результаты моей попытки создать свою версию утреннего молитвенного правила. Я пользуюсь этим правилом около года. Разумеется, я понимаю, сколь далеки плоды моего творчества от идеала, но, думаю, в качестве примера они будут небезинтересны. Специально отмечу: это не компиляция, составленная мною, а текст, написанный с нуля. Прошу любить и жаловать. Неспешное чтение занимает ровно 10 минут.

( Новое утреннее молитвенное правило. )
Если захотите утащить к себе - пожалуйста, указывайте моё авторство. Если кому-нибудь интересно - могу выложить этот текст в pdf, сверстанный в виде брошюры.

UPDATE Выкладываю ссылку на PDF. Его можно распечатать на обеих сторонах листа, и получится брошюра. http://yadi.sk/d/flGJSFC_1rX82

О заседании и решении епархиального совета по делу о. Иоанна Привалова не только сообщили, но и опубликовали несколько фотографий. Когда меня судили, то было велено всем присутствовавшим хранить тайну о самом факте такого собрания, а мне на вопрос, что же мне объяснять людям, почему я вдруг исчез из публичного поля, было сказано: "А ничего не объяснять. Тебя нет, ты умер".

Хотя... с другой стороны... ожет это и не прогресс никакой, а совсем наоборот: еще несколько лет назад таких вещей стыдились, а сейчас уже и стыд потеряли: любуйтесь, мол, как мы его чихвостим.

В стиле разборок с отцом Иоанном Приваловым в Архангельской епархии угадываются кое-какие мне очень знакомые черты, нечто похоже с тем, что было и в разборках со мной в Минской епархии. Так что можно предположить, что это уже общие свойства системы, а не особенности частного случая.
Так вот. Вывод первый. Не надо обольщаться насчет своего нынешнего положения. Если тебя пока не трогают, это не значит, что тебя одобряют. Просто бюрократия, в том числе и церковная, ленива и не поворотлива - возможно, до тебя просто еще не дошли руки. Тебя "терпят", пока твоя тема каким-то образом не актуализируется и папка с твоим "делом" не будет выдернута из стопки. Когда-то я даже чуть ли не хвастался "толерантностью" нашего церковного руководства, которое так мудро "дает мне жить", руководствуясь стратегическими соображениями имиджевого характера: мол, не все у нас ходят строем, есть и разномыслия. Оказалось, банально "не доходили руки" и вообщм-то сильно не "мешал". И пока до тебя не дела, могут и слова не сказать. "Почему же вы мне, владыка, раньше даже никакого замечания не делали, и вдруг сразу на епархиальное собрание?" - "А ты что, сам не догадывался?"
Вывод второй.
Тяжба в отношении меня фактически инициировалась враждебной по отношению к руководству партией. Но враждебной, что важно, "справа". Разборки с отцом Иоанном Приваловым тоже инициированы "правой оппозицией" в лице РНЛ. Невозможно представить, чтобы не то что разборки, а какие-то выводы были сделаны начальством по материалам сайта СФИ, например, или даже "Правмира".
И это не случайность. Здесь примерная аналогия с тем, как советская власть относилась к уголовникам - они считались "социально близкими". Несмотря на преступления, они все же были по духу "своими", в отличие от "политических". Вот здесь примерно такая же психология. "Правые" со своими иннами, антиэкуменизмом и почими прелестями порой и докучают начальству, бывает даже и весьма - дело может дойти и до "осуждения" чуть ли не с отлучениями. Но все это как с шальными, но родными детьми. Все равно они идейно куда ближе, чем формально вполне даже легитимные "либералы". И по сути зачастую провозглашают то, что начальство на самом деле думает, но стесняется сказать публично. Поэтому начальство им подсознательно симпатизирует и старается, если не дошло до откровенного скандала, смотреть на их "шалости" сквозь пальцы. Поэтому-то и не видно никаких разборок с "православными сталинистами", иннщиками и т. д. На "оппозиционных" ресурсах "правого толка", допускающих вызывающий и даже хамский тон по отношению к тому же священноначалию, могут выступать священники, высказываясь в соответствующем радикальном и духе. И не боятся они ни прещений, ни затыкания ртов, как это практикуется по отношению к "либералам", если и критикующим, то в гораздо более деликатном тоне. Да, был Диомид, но уж слишком он перешел грань, покусился на "святая святых" - не просто "шалил" или "дерзил папе", а принялся отрицать само отцовство "папы".
А так этих непослушных, но таких милых родных деток легко прощают и слушают гораздо более внимательно, чем чужих по крови "пасынков".

Опубликовано в 2010 г. в "Огоньке".

Многое сказано правильно, но все же позволю себе немножко покритиковать некоторые слова уважаемого отца Георгия о духовном образовании. Разве в советское время "почти каждый священник обязательно оканчивал духовную школу"? Напротив- именно в советское время сформировалась традиция рукополагать без образования, зачастую, чтобы не закрыли храм, прихожане уговаривали согласиться на рукоположение какого-нибудь местного маргинала - пастуха или инвалида

Неверно и то, что "синодального решения, которое бы запрещало рукополагать без образования, до сих пор нет". Их было даже не одно. Но все они, как большинство решений и постановлений на практике не имеют фактической силы. Такая уж особенность нашего "иерархического управления" - главное выказать лояльность, а выполнять постановления это не обязательно.
И вот эти "постсоветские обыватели", постепенно завладевшие церковью, по многим статьям очень близки "маститому духовенству", взращенному в советское время. Просто потому, что на самом деле они были еще не "пост", а просто "советские обыватели". Но тогда в условиях прессинга и изоляции над их молчащими головами как-то сам собой витал ореол "потустороннего" и "неотмирного". Потом с выходом на свет все предстало в своем более истинном виде.

( Читать интервью )

Profile

priestal

Белорусский портал ЦАРКВА

March 2017

S	M	T	W	T	F	S
			1	2	3	4
5	6	7	8	9	10	11
12	13	14	15	16	17	18
19	20	21	22	23	24	25
26	27	28	29	30	31

Syndicate

Page Summary

Из доклада Анны Шмаиной-Великановой «Видеть, смотреть, не отворачиваться»
Еще о связке исповедь-причастие и об "условиях"
Комментарий протоиерея Андрея Кордочкина
О причащении и исповеди
Напішэ палітвязьню
Детский постриг - взрослые слёзы
Развратный Запад и Святая Русь
Протопр. Георгий Шавельский о предреволюционном состоянии церкви (при обер-прокуроре В.К. Саблере)
Язык мой (статья Кирилла Емельянова)
Об архиерейских нравах столетней давности
Ведра смыслов в притче о "крестном отце"
Без слов
О новом римо-католическом понтификате
Прямая трансляция из Ватикана
"Расцерковление"...
Чудеса со снегом
Новое литургическое творчество
А все-таки прогресс налицо...
По следам епархиальных тяжб
"Конкурс на свято место" - одно из старых интервью о. Георгия Митрофанова

Style Credit

Style: Neutral Good for Practicality by timeasmymeasure

Expand Cut Tags

No cut tags

Page generated Jul. 2nd, 2025 12:58 pm

Частное мнение

Recent Entries

Из доклада Анны Шмаиной-Великановой «Видеть, смотреть, не отворачиваться»

Еще о связке исповедь-причастие и об "условиях"

Снова о главном, или пятому пункту посвящается

покаяние - это "постоянное терапевтическое упражнение", а исповедь - "хирургическая операция"

Комментарий протоиерея Андрея Кордочкина

О причащении и исповеди

Напішэ палітвязьню

Детский постриг - взрослые слёзы

Развратный Запад и Святая Русь

Протопр. Георгий Шавельский о предреволюционном состоянии церкви (при обер-прокуроре В.К. Саблере)

Язык мой (статья Кирилла Емельянова)

Об архиерейских нравах столетней давности

Ведра смыслов в притче о "крестном отце"

Без слов

О новом римо-католическом понтификате

Прямая трансляция из Ватикана

"Расцерковление"...

Чудеса со снегом

Новое литургическое творчество

А все-таки прогресс налицо...

По следам епархиальных тяжб

"Конкурс на свято место" - одно из старых интервью о. Георгия Митрофанова

Profile

March 2017

Syndicate

Most Popular Tags

Page Summary

Style Credit

Expand Cut Tags